Три лишних линии (СИ)

      Смотреть на то, как Кирилл вертится на одной ноге, левой рукой хватаясь за стену, а правой удерживая рассыпающиеся документы, снимки и медицинскую карточку, без жалости было невозможно.

      — Иди на хуй! — проскрежетал Кирилл, прыгая в сторону кабинета.

      Бабулька метнула в его сторону изумлённый и осуждающий взгляд, но ничего не сказала.

      Кирилл оттолкнулся от одной стены и, едва не растянувшись на полу, в последний момент успел всё же вытянуться и упереться ладонью в противоположную. Всё так же держа одну ногу полусогнутой и прыгая на другой, он добрался до кабинета. Один из дружков пьяного мужика открыл ему дверь.

      Лазарев опустился на скамейку и, низко ссутулившись, запустил пальцы в волосы. От прикосновения к коже головы по шее и позвоночнику пробежала зябкая дрожь. Лазарев закрыл глаза. Он в тупике. Он пришёл в никуда.

***

      Кирилла не было минут тридцать. Потом он вывалился из кабинета, повиснув на дверной ручке и ища, на что бы опереться. Нога была замотана бинтами, которые крепили к ней что-то вроде шины из гипса.

      Лазарев бросился помогать, но Кирилл снова оттолкнул его. Даже смотреть не стал, сделал вид, что не замечает.

      Пока его не было, Лазарев поставил рюкзак на ближайшую к двери скамейку. Кирилл доковылял до него, прислонился к стене, сунул документы внутрь и начал неловко, кривясь от боли закидывать рюкзак на плечо.

      — Кирилл… — снова начал Лазарев.

      Кирилл произнёс что-то злое, ненавидящее одними губами, без звука, и держась за стену пошёл в сторону выхода. Передвигался он еле-еле, и тот же самый мужик, что открыл ему дверь, подошёл помочь… Он и довёл Кирилла до выхода на улицу. Двери были стеклянные, двойные, с большим тамбуром посередине, и Кирилл попросил оставить его там. Лазарев всё это время тихо шёл сзади.

      Кирилл, прислонившись к стеклу, достал из кармашка рюкзака свой телефон, тоже привезённый Лазаревым, и начал там что-то нажимать. Лазарев огляделся: Кирилл теперь вряд ли от него куда-то денется, и тут не было посторонних — можно было спокойно поговорить.

      — Слушай, — он больше не пытался Кирилла трогать и даже подходить слишком близко не рисковал, — давай я тебя отвезу домой. Я всё объясню. Я не рассчитал и… короче, это мой косяк. Я признаю. Получилось, будто я тебя подставил, но это не так, и я же всё… я всё сделал, чтобы тебя вытащить.

      Кирилл выслушал. Он так и не поднял на Лазарева глаза, смотрел на экран телефона, но пальцы не двигались и ничего не нажимали. Он слушал.

      — Ещё бы ты не сделал, — хрипло засмеялся он. — Ещё бы ты, сука, не сделал! Ты меня подставил… Ты мне мозги ебал с отпуском… со всем этим дерьмом…

      — Я не хотел. Я думал просто взять документы. Ты пойми, я давно их мог бы взять, сразу. Я просто… Я хотел, чтобы мы с тобой… — Лазарев запутался, не зная, как сказать теперь, что привязался к Кириллу. — И ты не представляешь, сколько они просили! Они бы тебя… я даже не знаю, что бы они сделали…

      — Всё ты знаешь, гондон! — оборвал Кирилл. — Ты знал и вместо своего драгоценного сыночка меня подсунул!

      — Всё не так! Давай поедем домой, я всё объясню.

      — Ты совсем ебанутый? Никуда я с тобой не поеду! — Кирилл посмотрел на него холодными чужими глазами, как тогда, на станции, а потом опять начал что-то набирать на телефоне. Ломкие детские пальцы с ободранными костяшками едва заметно подрагивали.

      Лазарева внезапно — хотя нет, не внезапно, оно давно в нём копилось — взяло зло.

      — Я мог тебя оставить им, понимаешь ты это? — он шагнул к Кириллу ближе и протянул руку, словно хотел ухватить за шею и сжать. — Я мог тебя кинуть! Оставить им — и пусть бы делали, что хотели.

      — То есть я тебе ещё спасибо должен сказать?! — снова окрысился Кирилл. — Спасибо, блядь, что развёл меня?! Что документы спёр? Что меня без еды в подвале держали? Хуй тебе, а не спасибо!

      — Ты хоть знаешь, сколько я за тебя отдал? — прохрипел Лазарев. — Знаешь? Всё! Всё! Квартира, машина, все деньги… Всё подчистую.

      Кирилл на долю секунды будто бы смутился — огромные чёрные зрачки метнулись из стороны в сторону — но потом он с демонстративным равнодушием произнёс:

      — Меня не ебёт.

      Лазарев схватил его за плечо:

      — Ты понимаешь, нет?! Я, чтобы тебя вытащить…

      Кирилл не мог, не потеряв равновесия, оттолкнуть Лазарева, но он не боялся, смотрел всё с той же спокойной, уверенной, самодовольной злостью:

      — Я что, за это тебе до конца жизни сосать должен?

      Дверь позади них распахнулась. Вышел мужчина с загипсованной ногой и ведущая его под руку молодая девушка. Они даже не посмотрели на забившиеся в угол фигуры, но Лазарев отпустил Кирилла.

      — Поехали домой, — устало сказал он. — Пожалуйста!

      Кирилл покачал головой безнадёжно, почти виновато.

      — Ну куда ты сейчас со своей ногой, сам подумай! Я сейчас добегу до таксишки, они тут всегда стоят, — снова начал уговаривать Лазарев.

      — Я уже вызвал, — просто ответил Кирилл, как будто это всё объясняло: невозможность поехать с Лазаревым, невозможность вернуться к нему, быть с ним, разговаривать с ним.