Три лишних линии (СИ)

      Лазарев всё это время оглядывал Кирилла: с ним, похоже, ничего по-настоящему страшного не случилось. Он даже синяков не видел ни на лице, ни на руках. Ссадины были, и много, но все они казались свежими, полученными при падении из машины. Самая большая была, наверное, на колене: там джинсы были разодраны и их изнутри пропитывала кровь, проступая сквозь ткань маленькими красными пятнышками.

      — Мужики, — таксист выскочил из машины, — вам помочь?

      — Справимся, — через плечо бросил Лазарев.

      — Это что было-то?! Номера-то запомнили?

      Ответив «нет», Лазарев отмахнулся и начал поднимать Кирилла. Тот отпихнул его руку и попробовал встать сам, но не получилось. Пришлось принять помощь.

      Лазарев схватил его за грязное, выпачканное кровью запястье, и дёрнул наверх, но Кирилл, встав, тут же заорал и стал заваливаться на бок. Лазарев еле успел его подхватить.

      — Что такое?!

      — Нога, — Кирилл теперь балансировал на одной. — Не могу встать на неё.

      — Слушай, — Лазарев присмотрелся. — Она у тебя… ну… вон как.

      Ступня криво смотрела носком внутрь.

      — Вывих, наверное, — Лазарева слегка передёрнуло от вида этой неестественно вывернутой ноги. — Тебе что, не больно, что ли?

      Кирилл шатался на одной ноге и ругался сквозь зубы:

      — Везде больно…

      Таксист всё же подошёл поддержать Кирилла с другой стороны.

      — Куда везти-то? — спросил он, когда Кирилла устроили на заднем сидении. — В больницу?

      — Да, в больницу, — Лазарев ответил первым, не дав Кириллу даже рта открыть. — Ты как, до Питера-то дотянешь? — спросил он его. — Часа два ехать, даже больше… Или можем тут поискать, в посёлке.

      — Дотяну.

      — Давай тогда куда-нибудь в травматологию, — повернулся Лазарев к таксисту, который уже выруливал с площадки на пустую трассу. — В любую, какая ближе.

      — Ближе Московского проспекта не знаю. А, нет, ещё одна есть, считай по пути, со Стачек поворот… — таксист лениво покосился на отключенный навигатор. — Можно посмотреть, конечно...

      — Без разницы, — оборвал Лазарев, который не хотел, чтобы таксист сейчас остановился и начал возиться с навигатором. Он хотел, чтобы они ехали , и как можно быстрее. — Вези куда знаешь.

      — Сигареты есть? — спросил вдруг Кирилл.

      Лазарев растерянно покачал головой, а таксист взял с торпеды пачку «Честера» и, не глядя, кинул Кириллу. Тот не успел поднять руки: пачка стукнулась ему в грудь и, провалившись между коленей, упала на пол.

      Лазарев полез поднимать. Пока он вытаскивал из пачки плотно забитую туда зажигалку, он успел бросить короткий взгляд на Кирилла. Тот откинул голову назад и сидел с полузакрытыми глазами, потрескавшиеся губы то ли что-то беззвучно шептали, то ли дрожали.

***

      Кирилл, поначалу выглядевший нормально и бодро огрызавшийся на Лазарева, к тому моменту как они доехали до травмпункта, даже не побледнел, а посерел. Он едва ковылял даже с поддержкой, а когда Лазарев усадил его на скамейку, вид у него был такой, словно он сейчас и на ней не удержится — сползёт на пол.

      Наверное, это был шок: от боли, от пережитого за последние сутки, от травмы. Лодыжка у Кирилла отекла, стала в два раза толще, так что кроссовку пришлось снять, и налилась красно-лиловым.

      Оставлять Кирилла одного в очереди в травматологии было страшно, но пришлось — в регистратуре просили предоставить документы и полис. Кирилл объяснил, где жил его питерский знакомый, у которого он оставил рюкзак.

      По дороге в больницу Лазарев выкрутился: Кирилл в машине начал требовать объяснений, что произошло и как могло так получиться, Лазарев мотнул головой в сторону водителя и сказал: «Потом поговорим». Кирилл кивнул, а потом ему стало не до разговоров. Он сжимал губы и прикрывал глаза и постоянно возился на сидении, пытаясь найти другое, более удобное положение тела — было видно, что едва терпит. Лазарев спрашивал, где болит, но Кирилл только раздражённо тряс головой и сильнее стискивал зубы.

      Травмпункт, как Лазарев понял из объяснений таксиста, который повторял про какой-то поворот со Стачек, оказался далеко. Они чуть не весь проклятый проспект проехали, прежде чем свернули. Они ехали и ехали, а Кирилл крутился и дёргался, и лицо было растерянным и болезненно перекошенным, словно он через секунду расплачется. Потом Лазарев втаскивал Кирилла по высоченному крыльцу десятка в два ступеней, узнавал, в какой кабинет занимать очередь, устраивал Кирилла на скамейке — им было не до разговоров.