Три лишних линии (СИ)

      Теперь, когда Лазарев возвращался с рюкзаком в больницу, он поневоле начинал думать о том, как будет всё объяснять. Он не собирался лгать. Он уже всяко крутил в голове, даже думал забрать оставшиеся в рюкзаке документы и свалить пропажу загранника на подозрительную компашку, с которой Кирилл связался, но ему казалось, что Кирилл всё равно до правды докопается, это во-первых, а во-вторых, заявление об утере документов, пока Илья находился в Турции, было бы очень некстати. И он устал от лжи, её было слишком много. Лазарев умел врать, не совсем запросто, но и больших сложностей он с этим не испытывал, и он не думал, что у человека есть некий предел, когда лгать дальше становится невозможно, когда давление ранее произнесённой лжи становится невыносимым и ты готов уже на что угодно, лишь бы снять с себя слишком большую, ставшую неподъёмной тяжесть обмана.

      Когда Лазарев приехал с документами, Кирилл ждал уже в какой-то новой очереди. Выглядел он немного получше, а в руках держал два рентгеновских снимка.

      — Довёл кто-то? — спросил Лазарев, указывая на них.

      — Помогли, — ответил Кирилл.

      Очередь двигалась медленно, особенно когда стало одним врачом меньше — у него закончились часы приёма.

      Вскоре подошли ещё «пациенты»: пьяный мужик с разбитой головой и сопровождающие его друзья, тоже какого-то затёртого бомжеватого вида. Мужик не мог сидеть на месте, бродил туда сюда, шатался, громко ругался, что его не принимают немедленно с его тяжелейшей травмой. Иногда его заносило, и он еле успевал опереться о стену или об одного из друзей, и Лазарев, сидевший с Кириллом почти у самой двери в нужный кабинет, предложил пересесть подальше, не дожидаясь, пока эта пьянь свалится на Кирилла или налетит на его вытянутую вперёд ногу.

      Они ушли в дальний конец коридора, и Кирилл, едва только сел, сразу спросил:

      — Я так и не понял, — поворачиваться ему было тяжело, потому что бок был отбит; и он подозрительно, по-волчьи косился на Лазарева. — Они с тебя денег требовали, да?

      — Да.

      — И ты заплатил? За меня? Ты же мог сказать, что я не твой сын.

      — Сказать я не мог… Там тоже были бы проблемы. Я бы мог…

      — Что? — спросил Кирилл.

      — Да так, неважно уже, — Лазарев не стал говорить, что мог бы уехать. Просто уехать.

      Кирилл молчал. Лазарев видел, как шевелится у него язык за правой щекой — Кирилл постоянно пробовал разбитую десну и покачивающийся зуб. Из-за них он говорил немного неразборчиво.

      — А как они так? С какого перепугу они решили, что я — Илья? — сказал Кирилл после едва ли не минутного молчания.

      Лазареву обожгло щёки прилившей кровью, и пришлось выдохнуть, чтобы собраться с силами и ответить:

      — Ты на него похож.

      Кирилл всё же повернулся к нему — резко дёрнулся всем телом, от чего тут же скривился и зажмурился. Больно, наверное, было… Глаза под непонимающе сведёнными бровями казались чёрными, по края затопленными ненавистью.

      — Очень похож, — само собой вырвалось у Лазарева, которому нужно было что-то говорить, чтобы не чувствовать себя настолько беспомощным и униженным перед пониманием, которое было сейчас во взгляде Кирилла.

      — Ты… — прошипел Кирилл, сжимая зубы в узком озлобленном оскале. — Ты, блядь, извращенец! Ты…

      — Нет, — покачал головой Лазарев, — я не из-за этого…

      — А из-за чего тогда? — губы Кирилла подёргивались, словно от отвращения.

      — Из-за документов. Это долго рассказывать, я тебе вечером расскажу. Я… — Лазарев огляделся по сторонам и тихо сказал, опустив глаза: — Из-за паспорта, чтобы Илья мог по нему уехать. Так получилось, что…

      Лазарев замолчал, когда Кирилл, отвернувшись от него, схватил с пола рюкзак начал рыться в нём.

      Бабулька с замотанной махровым полотенцем рукой, которую ей разодрал кот, тоже недавно перебралась подальше от кабинета и беспокойного мужика и теперь, совершенно не скрываясь, таращилась на Кирилла с Лазаревым.

      — Не ищи, — сказал Лазарев: говорить после первого, самого тяжелого признания, стало просто; он даже чувствовал болезненное и освобождающее удовольствие, раскрывая Кириллу глаза на себя и всю эту мерзкую историю. — Извини, пожалуйста… Кирилл, правда, не ищи. Я его взял. Илья по нему уехал за границу.

      Кирилл бросил рюкзак на пол. Он часто сглатывал и, если Лазареву это не показалось в холодном и тусклом свете больничных ламп, опять стал бледнеть.

      Лазарев несмело коснулся локтя Кирилла:

      — Я поступил как мудак, но… Я прошу прощения. Я не хотел, я не думал, что они… Вернее, думал и поэтому тебя предупредил…

      Кирилл глухо и хрипло произнёс что-то, но Лазарев не понял ничего, кроме пары матерных слов и ещё, вроде бы, там были слова «вместо него».

      — Кирилл, я не собирался тебя…

      — Молодые люди! — сердито окликнула их бабулька. — Молодые люди, вы идёте? Или я пойду.

      Оказывается очередь Кирилла уже подошла, но ни он, ни Лазарев не заметили.

      Кирилл начал подниматься со скамейки. Лазарев хотел ему помочь, но Кирилл со злым остервенением оттолкнул его руку.

      — Давай помогу, — не отступался Лазарев.