Три персонажа в поисках любви и бессмертия

В скором времени аббат был епископом отозван, и обет его, данный им в ранней юности, был аннулирован. Жан-Батист Дотон покинул город С. и отправился в Париж. Там его имя уже было известно, а слава благодаря «Современному органисту» упрочилась. Он держал конкурс на открывшуюся вакансию органиста в церкви Сан-Сюльпис. Презентация его была блестящей: гимн «Вени креатор» в си-ми-бемоль тьерс мажор, плен-шан, плен-же, с педалью, в четырех равных частях, а также фугу на сюжет того же гимна и в четырех же частях, с регистрацией на трубе, кромгорне, горне, но без тремоло, сыграл он изумительно. Имелась и рекомендация от королевского музыканта и композитора господина Рамо. Однако, ввиду некоторых осложнений, дело застопорилось. Понадобилось ко всему еще вмешательство принцессы Субиз, у которой один старинный приятель Жан-Батиста, господин Дакэн, состоял учителем музыки. И тут уж все решилось в его пользу. Кроме оклада, положено было органисту и бесплатное жилье при церкви; от такового Жан-Батист Дотон отказался. Ибо вдова Берто продала тем временем свой дом и печатню в городе С. и, выручив на этом порядочный капитал, перебралась в Париж, приобрела недурной особняк на улице Сан-Жак и вслед за тем сочеталась вторичным браком с органистом церкви Сан-Сюльпис. Вскоре слава об этом блестящем ученике Рамо пошла по всему Парижу. Толпы стали собираться в церкви, где нередко на Офферторий или Элевацию Жан-Батист давал премьеру своего сочинения. Туанетта же тем временем завела на улице Сан-Жак салон, в котором стали являться весьма блестящие личности. В их числе был и автор вскоре опубликованного в Женеве «Кандида», и господин Дидро читал у нее отрывки из своего философического диалога о сложной натуре гения и о его сочетаемости с добрыми качествами личности. После чего была у них дискуссия.

Помимо многочисленных занятий и обязанностей замужней, да к тому же влюбленной в своего мужа женщины и хозяйки модного салона, Туанетта, не столько из корысти, сколько из удовольствия, брала по-прежнему читать корректуры и была благодаря этому в курсе литературных новинок. Стала и сама придумывать и записывать разные сказки и истории, поначалу печатавшиеся в «Меркюр де Франс», а затем вышедшие отдельным томом. Предпослано было последнему странное предисловие; благо их никто не читает. В нем шла речь о даме Судьбе, которая есть великая волшебница, почитавшаяся древними превыше всех богов. Страшно наказует она сильных мира сего. Но есть у этой дамы и иное лицо, обращенное к слабым, к тем, кто на величие не претендует. Такие мелкие птахи-пересмешники могут иногда с этой дамой договориться и судьбу в свою сторону несколько поправить, а уж они ей за то благодарны бесконечно.

Часто проводив Жан-Батиста, с утра убегавшего в церковь, она смотрела вслед его стремительно несущейся по улице Сан-Жак фигуре, облаченной теперь в изящный сюртук, но по-прежнему без парика, с развевающейся на ветру косицей, окруженной по мере удаления лающими псами и озорной ватагой парижских пацанов, и думала о том, что ничего в своей жизни не видела прекраснее. Частенько заходила и сама в Сан-Сюльпис, благо от дома было недалеко. Присаживалась на скамейку справа и с удовольствием осматривала эту недавно перестроенную церковь. Скользила взглядом по круглящемуся своду, дельно, ловко, словно крепкими ремнями перехваченному и на розетки как на пуговицы застегнутому. На перекрестье, над трансептом парил в лучах голубь святого духа, с четырьмя евангелистами в медальонах; по углам все это было украшено изящными букетами. Разглядывала большую серебряную статую Мадонны: о ней говорили, будто металл на ее отливку был собран здешним кюре из столовых приборов, которые он за ужинами у прихожан заимствовал. Орган принимался играть. Опять что-то новое? Она улыбалась и почтительно кланялась надгробию мадам Мари-Мадлен де Лафайет, бывшей, как говорили, любовницей самого Ларошфуко.

Спускалась порой в крипту, где принято было молиться о душах в чистилище и снова улыбалась. Нет, никогда не узнает ее кареглазый непоседа, кем была его загадочная, столь внезапно возникшая из небытия и столь же таинственно исчезнувшая тетка Марго, столь неожиданным образом повлиявшая на их судьбу. А раз не узнает – ибо нет у него ни малейшей возможности это узнать – значит и нет на нем греха. Что же до нее, то и ее грех смертным никак считаться не может. Ибо была она в ту пору женщиной влюбленной, а состояние это, как всем известно, близко к помешательству. Сумасшедшие же и безумцы по каноническому праву почитаются безгрешными.

ПАВЕЛ НЕКРЕВСКИЙ

Часть первая