Три персонажа в поисках любви и бессмертия

К подозрению Роберты добавилось и некое новое обстоятельство, осложнившее работу Павла над составлением каталога собрания Франка. Заключалось оно в том, что чем дольше изучал он предметы и рукописи этой коллекции, чем умнее становился его глаз, чем лучше понимал он техническую и материальную стороны своей профессии, тем неумолимее становилось его суждение. А чем дальше продвигался он в лабиринте гипотез – особенно там, где это касалось поздне-античного, раннехристианского периода, именно этого переходного момента, когда многое терялось и забывалось, и на этом месте, из того же корня вырастало нечто совсем иное – тем все яснее открывался его сознанию тот грубый факт, что некоторая часть предметов, составлявших эту коллекцию, являлись подделками. Возникала ситуация, Павлом отнюдь не предвиденная. Никто не научил его, и менее всех сделал это сэр Полкрэв, как вести себя в подобном положении. А между тем опыт такого рода у его учителя несомненно был, ибо лорд Полкрэв сам в молодости составил несколько каталогов именно частных коллекций.

Павел тогда отправил в Оксфорд письмо, которое, к нашему великому счастью, сохранилось. В нем он просил Полкрэва посоветовать, как ему выпутаться из этой щекотливой истории. Ответ сэра, к сожалению, пропал. Что порекомендовал он своему ученику, мы не знаем. Вполне возможно, что ответил уклончиво. В таком случае, даже если бы ответ и сохранился, он мало бы что добавил к нашему повествованию. Вполне возможно, что тогда же или несколько позднее Павел в завуалированном виде обращался за советом к своим ученым коллегам, по большей части иностранцам, проживавшим в Риме и занимавшимся сходной работой. Что касается последних, нам несложно представить себе, что они Павлу внушали: не чистоплюйствовать, не фарисействовать, ибо римская жизнь с каждым днем дорожала, а альтернативой каталогу частной коллекции для людей их цеха было воспитание по большей части нерадивых и неприятных, надменных и богатых детей с рыбьими глазами, или вождение по руинам этого странного города их родителей, столь же высокомерных и еще менее приятных. Всегда можно было осторожно и деликатно, всячески прославляя тут и там имя, вкус и ученость коллекционера, незаметно дать почувствовать, что на предмет подлинности той или иной бронзовой загогулины имеется некоторое сомнение. Что, например, такой-то орнаментальный мотив, такая-то надпись в точности сходны с иными, уже нам известными. И лишь знатоки будут знать, что тот предмет, с которым сравнивался этот, был фальшивкой, работой современного мастера, наверняка бывшего автором и данной лукавой безделицы. Только редкие коллеги будут, посмеиваясь себе в усы, шептаться о том, что живет этот умелец там-то; ах нет-нет, он, кажется, перебрался туда-то, а сбывает он свои творения там-то и таким-то; они весьма, впрочем, качественные, если бы не выдавались за то, чем не являются.

Как бы то ни было, советовался он с коллегами или нет, но работа Павла после его выздоровления продвигалась ни шатко ни валко. Так что, наконец, наш лысоватый барон забеспокоился и, возможно даже, стал о чем-то догадываться. Несомненно, работа была проделана Павлом огромная и незаурядная, картотека им была составлена монументальная, выписки, библиография и прочие материалы были собраны обильнейшие. Но каталог с именем барона Франка, набранным золотыми буквами на обложке, все не появлялся и, что уж скрывать, так никогда и не появился. В связи с вышесказанным, спустя некоторое время с Павлом на вилле Франк распростились довольно прохладным образом, выплатив ему причитавшееся, но не более.

Оказавшись, таким образом, свободным от ежедневных обязательных занятий, Павел вернулся к своей первой любви, иначе говоря, к первому своему призванию и вытащил из-под дивана чемодан с бумагами, посвященными рукописи № 233 из фонда Дригби Бодлианской библиотеки. Настало теперь время воплотить этот замысел, напечатать, наконец, исправленный путем выявления выскребываний текст и приняться за его первый, достойный перевод на английский язык. Однако тут нам снова придется разочаровать нашего читателя, а с тем вместе перейти к третьей и заключительной части истории Павла Некревского.

Часть третья