Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Чтобы не мучить нашего читателя, скажем сразу, что герой наш ни исправленной рукописи № 233 из фонда Дригби Бодлианской библиотеки, ни ее перевода на английский язык никогда не опубликовал. И вообще ни одной книги не опубликовал. И имени своего, в далеком прошлом славного, ни на одной обложке, как в юности когда-то мечтал, не увидел. А кроме того, чтобы уж с этим покончить и не тешить нашего читателя напрасными надеждами, скажем, что и на Виолетте Сан-Северо герой наш не женился. Что, впрочем, ввиду его столь неблестящих успехов, было вполне предсказуемо. Вместо этого в одно прекрасное солнечное субботнее утро – правда, над Авентином плавали подушкообразные, постельного цвета облака; но недолго, вскоре они растворились – Павел стоял у окна и в который раз с удовольствием любовался плотным ритмом мясистых римских черепиц, похожих на буквы загадочного языка; на этот глиняный ковер, сотканный рукой незатейливого ремесленника, в котором польза сочеталась с красотой с такой свежей, детской откровенностью и мудрой наивностью. На крыше Торре-деи-Спекки росли тонкоствольные травы. Колеблемые ветром, они шевелились как редкие волосы на лысой голове. Хотелось причесать их как-то, приклеить к черепу или обрить вовсе. Павел допил душистый кофе. Зажевал его долькой золотого, с кровавой жилкой апельсина. И спустился вниз по уже неоднократно описанной на этих страницах лестнице с покрытыми пылью перилами, ибо сколько ни жалуйся, они никогда не вытирались ленивым дворником Базилио, видевшим свое назначение лишь в том, чтобы гнуть спину перед обитателями парадных частей палаццо и выкаркивать им свое бонджорнато, улыбаясь до ушей. Павел пересек двор с вечножурчащим фонтаном, с обитавшими в нем черными с желтым черепахами, вышел на площадь с другим фонтаном, украшенным маской сатира и через несколько мгновений вошел в играющую круглыми сочными колоннами церковь Санта-Мария-ин-Портико-ин-Кампителли, построенную некогда на месте языческого капища Юноны.

В описываемую нами субботу у входа в церковь, в специально сложенных фунтиками листьях какого-то неведомого Павлу растения, ждали свершения неизбежного заранее заготовленные пригорошни риса; целая армия предвкушающих лакомство голубей томилась на паперти. Внутри скамьи были убраны желтым габардином и сверх того еще задрапированы белым газом, увязанным по краям в пышные банты. Повсюду стояли корзины с разнообразно белыми – желто-белыми, зелено-белыми и бело-белыми цветами – лилиями, хризантемами и маргаритками, ромашками и просто кашками. В связи с чем церковь благоухала. Павел устроился на скамью, прямо перед алтарем. Там, на большой высоте стена взрывалась как от необъяснимого вторжения, и в образовавшееся отверстие врывались в церковь пучками золотые лучи, разгонявшие золотые же облака, кое-где легкие, почти прозрачные, а в других местах, особенно с двух сторон снизу, похожие на сбитую ветром морскую пену или на потревоженную дующими губами пенку на чашке горячего шоколада. В эпицентре этой коллизии мерцал таинственный фонарик. Снизу было плохо видно, в чем там было дело. Но все знали, что там располагалась Матер дель Дио, и что вся эта золотая неразбериха, взлом, разнос и сияние, происходили оттуда и оттого. И было очевидно, что если бы вдруг эта в незапамятные времена сюда приплывшая или пришедшая и здесь устроенная иконка Мадре пропала, то золотые лучи почернели бы, рифленые облака превратились бы в дебелые тучи, и вся эта церковь с ее веселыми танцующими колоннами упала бы, разрушилась, стала бы руиной, похожей на те, что торчали повсюду, из которых, наверное, в незапамятные времена, исчезли – были похищены или просто перенесены в другое место – какие-то древние волшебные картинки.

Был ли охвачен наш герой меланхолией, мы не знаем. Но вполне возможно, что был. Ведь зрелище лебедем плывущей к алтарю Виолетты, с ног до головы в белых перьях, было весьма трогательным. Павлу даже вдруг почудилось, что вот сейчас она засунет голову себе под крыло и задремлет, как поступали некогда ее братья и сестры на берегу Кенсингтонского пруда. А над кудрявыми, по случаю свадьбы, головами Виолетты и ее жениха из рода Альберони, как и она сама спустившегося с одной из парадных лестниц этого квартала – уж не был ли он, кстати, потомком святой Людовики Альберони – ангелы с мускулистыми крыльями все трубили и трубили в свои дудки.