— Нет, нет, — неистово возражала Лидочка, — надо по-первобытному. Хотя бы раз в году!
Супруги и не подозревали, на каком знаменитом месте живут. И я выложил в наиболее красочной форме (кое-что прибавляя от себя) все, что знал о Диоскурии. Она слушала восхищенно, он — посапывая, как медведь. Нос у него, по-моему, был поврежден, как у боксеров. Я, оказывается, не ошибся в своем предположении: он некогда действительно занимался боксом. Сейчас все это ушло в область преданий. Валя по специальности физик-теоретик, а она занимается физической химией.
— Вы вполне могли бы изобрести атомную бомбу, — пошутил я, — если бы ее не изобрели лет двадцать назад. Вы соединяете в себе Паули, Эйнштейна и Ферми.
— Лидочка, — удивленно сказал Валя, — неужели мы имеем дело с коллегой?
— По-моему, с дилетантом, — без стеснения сказала она. — Сейчас все говорят об атомах. Это модно. Как ты этого, Валя, не понимаешь?
— Вы правы, Лидочка, я и есть дилетант. Но не забудьте, что дилетанты сделали гигантские открытия, например, в египтологии и еще кое-каких науках.
— Это верно, — сказал Валя. — В какой же области вы работаете?
— Журналистики.
— Они все знают, — весело заметила Лидочка. — С ними ухо надо держать востро.
— Почему же, Лидочка?
— Я не люблю борзописцев…
— Послушай… — укоризненно остановил ее муж.
— И не послушаю! Я говорю то, что думаю. Я человек прямой. И не терплю китайских церемоний!
— Слышите? — обратился он ко мне виновато. — Для нее все нипочем. Не знаете ли вы, откуда берутся такие храбрые женщины?..
Она прервала его:
— Лучше скажите, откуда берутся трусоватые мужчины? У нас уже и женщины летают в космос. Дали бы возможность — полетели бы первыми!
Валя схватился за голову. Он сказал, что теперь уж пропал окончательно, что житья ему уже не будет, раз женщина в космосе побывала.
— Бедный мученик! — сказала она жестко, без тени иронии.
Пикировка между супругами была, скорее всего, показной, так сказать, милой семейной шуткой. Однако я кое-что распознал в ворохе едва уловимых интонаций: она явно выдавала себя — не могла, просто не умела скрывать острых шипов. Ибо таков был ее характер… А впрочем, все это, может быть, мне просто показалось. Во всяком случае, это были милые люди…
— Давайте купаться, — неожиданно предложила Лидочка.
— М-м-м, — промычал Валя.
— Не мычи! А лучше соглашайся. Вот тебе плавки, вот полотенце. А вам — что?
Этот вопрос относился ко мне. Поскольку вопрос о купании принципиально она решила сама и за меня, я сказал, что все необходимое при мне, за исключением полотенца.
— Вот это мужчина! — воскликнула она с явно провокационной целью.
Но муж не обратил внимания на это.
— Обожаю воду, — успела крикнуть Лидочка, скрываясь в чернильном Понте Евксинском, как называли его диоскуры.
Мы с Валей стояли по щиколотку в воде. Море фосфоресцировало, поспешая за Лидочкой. Вскоре исчезли и всплески и голубые огоньки.
Делать нечего: надо раздеваться. А Лидочку не было ни видно, ни слышно. Муж не высказывал по этому поводу ни малейшего беспокойства. Он, должно быть, отлично изучил ее повадки.
Супруги еще купались, когда я покинул их, пожелав приятного купания и спокойной ночи. Да, запамятовал было, пригласил их в свое бунгало. «Обожаю бунгало!» — воскликнула Лидочка.
Не знаю, в котором часу уснул. Прилег не раздеваясь, чтоб поразмышлять, и — уснул. Проснулся так же неожиданно: что-то страшное надвигалось на меня. Спросонок решил, что это квадрига стучит колесами по торцам Диоскурии. Подождал несколько секунд, надеясь, что шум исчезнет вместе со сном. Но нет — грохот усиливался. Он стал почти невыносимым. И я заторопился к калиточке.
В черноте ночи у самого моря шумело какое-то чудовище. Оно двигалось от мыса Кастора в сторону мыса Поллукса. Первое, что пришло в голову: ихтиозавр! А на самом деле это был танк. Но почему же он двугорбый на фоне темно-темно-зеленого, почти черного моря? Присмотревшись получше (минутой назад я был ослеплен светом фар), понял, что имею дело с обыкновенным, мощным трактором, перевозящим по песку что-то очень грузное. Людей не видно. Только иногда слышится: «Левее! Правее!» А кто командовал — так и не уразумел. Луна куда-то задевалась, и трудно было определить, что именно волокут по песку. Постепенно глаза пришли в нормальное состояние, и я увидел какое-то строение, установленное на полозьях. (На таких полозьях перевозили саркофаги фараонов.) Вдруг трактор развернулся на девяносто градусов и, точно военный корабль, осветил меня боевыми огнями. И я снова ослеплен. Будто нарочно. Чтобы вывести из строя единственного, как мне казалось, свидетеля.
Утром рано по следам трактора прошел огромный экскаватор. Он тоже громыхал так, что дай боже! Скурча тряслась, словно в лихорадке, содрогаемая мощными гусеницами. Каким-то чудом выдержали это землетрясение руины храма Афродиты. А еще через час, все в том же направлении, торопился самосвал с дымящимся асфальтом.
— Что это такое? — спросил я Анастасию Григорьевну.