Три сестры

– Да, но сейчас мы здесь, и это жуткое место осталось в прошлом.

Ицхак закатывает рукав рубашки и показывает татуировку из цифр. Магда от удивления открывает рот:

– Ты тоже там был? В Освенциме?

– Я был там с братом Мейером.

– И вы тоже выжили, – с улыбкой говорит Магда, однако Ицхак не улыбается, у него встревоженный вид. Она ждет его слов, но он молчит, уставившись взглядом в цифры у себя на руке. – В чем дело, Ицхак? Было что-то еще?

– Трудно объяснить. Я узнал вашу историю от Йети. Это ужасно, ничего страшнее я не слышал. С трудом понимаю, как вы все остались в здравом уме, учитывая то, что вам пришлось вынести.

– Мы поддерживали друг друга, – просто говорит Магда.

– У меня было не так. – Ицхак отводит взгляд, всматриваясь в дальний край рощи.

– Вы были не в лагере отдыха, вы были в Освенциме! – восклицает Магда. – Всем было там нелегко. Ты не должен сравнивать наш опыт. Прошу тебя, Ицхак, ты свихнешься от этого.

– Как я могу не сравнивать, Магда? Мы с братом выжили, потому что были поварами. Мы готовили еду для эсэсовцев и доедали за ними остатки. Я даже не помню, что когда-нибудь голодал.

– Чувствуешь за собой вину? Потому что не страдал так сильно, как мои сестры?

– Чувствую, – горячо отвечает Ицхак. – В большой степени.

Магда берет его за руку. Она понимает его чувства.

– Я знаю, что ты чувствуешь. Я два года жила дома с мамой и дедом, пока мои сестры мучились. Можешь представить себе мою реакцию, когда я увидела их? Я была здоровой, а у них был вид умирающих.

– Но все же…

– Нет! Мои сестры не дадут мне почувствовать себя виноватой. Не в моих силах изменить то, что случилось. Я учусь жить с этим, но я верю вот во что: мы с тобой выжили, и только это важно. Мы все выжили. Как нам это удалось, не имеет значения. Сейчас мы здесь, в земле обетованной.

– Ты хочешь сказать, твои сестры простят меня?

– За что? За упитанный вид? Ицхак, ты думаешь, мы не поменялись бы с тобой местами в одно мгновение? В страданиях нет чести, вот что я пытаюсь внушить тебе. – Глаза Магды сверкают, и она знает, ее слова обращены к ней самой, а не только к этому высокому, доброму мужчине. – Спасибо, что рассказал мне свою историю, она не повлияет на мое отношение к тебе.

Ицхак стискивает руку Магды:

– Есть кое-что еще.

– Продолжай, – осторожно произносит Магда.

– До войны я был женат. – Он поднимает глаза к кроне апельсинового дерева.

– Многие люди были женаты до войны. Мишка тоже.

– Муж Циби? Я этого не знал. Я не только был женат, Магда, но у меня были две маленькие девочки. – Его голос срывается, а лицо сморщивается.

– О нет! Мне так жаль, – шепчет Магда.

– Я потерял их в Освенциме.

Магда пододвигается ближе к Ицхаку и нежно вытирает слезы с его щек. Их взгляды встречаются. В его глазах боль, но еще что-то знакомое – надежда. Других слов не нужно, ведь Магда знает, как они могут разделить свою боль и печаль.

Ицхак наклоняется к Магде и заправляет ей за уши непокорные пряди волос. Губы его медленно раздвигаются в улыбке. Вот здесь и сейчас, думает Магда, мы нашли друг друга.

– Я говорил, что мне нужно кое-что тебе сказать и задать один вопрос.

– Так какой вопрос? – улыбается Магда.

– Магда Меллер, ты выйдешь за меня замуж?

Магда смотрит поверх его плеча на последние лучи заходящего солнца. На небе уже появилась полная луна, освещая их своим бледным светом.

Глава 29

Кфар-Ахим

1950 год

Магда и Ицхак сыграли свадьбу в палисаднике Циби, среди цветов, в компании друзей, появившихся у них в Израиле. Когда бокал, завернутый в тонкую льняную ткань, разбивается у ног новобрачных, гости разражаются криками «Мазел тов!».

Следующим утром спозаранку Магда машет сестрам на прощание, и молодожены уезжают. Циби и Ливи остаются в саду, пока все не уходят.

– Она выглядела такой счастливой, – произносит Ливи.

– Она счастлива. Она любит. – Циби рассеянно складывает салфетки.

– Ты считаешь, я найду кого-нибудь? – задумчиво спрашивает Ливи.

Циби бросает салфетки и берет руки сестры в свои.

– Конечно, котенок. Может, ты уже встретила его, никогда не знаешь наверняка.

– Я не тороплюсь, Циби.

Циби поднимает глаза к рассветному небу:

– Кто вообще сейчас торопится? Что будет, то будет. Помнишь, что говорил о времени дедушка?

Теперь уже Ливи теребит салфетки. Прищурив глаза, она вспоминает детские годы во Вранове.

– Что-то о том, что жизнь бывает долгой, если наслаждаешься каждым моментом?

– Точно. Что не стоит рассматривать каждый день как череду задач, которые необходимо выполнить, а надо считать каждые двадцать четыре часа Божьим даром и дорожить отдельными моментами.

Циби судорожно вздыхает. Слова «Божий дар» застряли у нее в горле.

– Ты по-прежнему не молишься? – складывая салфетки, спрашивает Ливи.

Она терпеть не может поучать Циби, но иногда это случается.

Циби качает головой.

– Это нормально. Снова будешь.

– Я не уверена, что буду, Ливи. Бог здесь обретался. – Циби дотрагивается до своей груди. – Но теперь это место заполнили мои сестры.

– Если сердце полно, так, может быть, это то же самое.