Три солнца. Повесть об Уллубии Буйнакском

— Святой отец, — осторожно начал Уллубий. — В этом правительстве сидят люди, у которых нет ни стыда ни совести. Они думают только о своих интересах. Им дела нет до бедных мусульман. И о шариате они тоже не думают. Они поддержат каждого, кто посулит им вернуть их богатства! Вы ведь знаете, что они пустили на нашу землю англичан, а англичане в союзе с казаками…

— Они только на словах твердят о независимости Дагестана, — вставил Коркмасов. — А на деле готовы продать страну каждому, кто их поддержит! Туркам ли, англичанам, Деникину. Им все равно…

Старик задумался. Видно было, что слова Уллубия и Джалал-Этдина произвели на него сильное впечатление. Судя по всему, все эти простые соображения раньше просто не приходили ему в голову.

После долгой паузы Али-Хаджи сказал:

— Мои алимы иначе толковали мне положение дел. Не хочу думать, что они меня обманывали. Может, все дело в том, что мы старые люди, сынок! Молодое яблоко свежее старого. Так же и молодой ум. Он, видать, ближе к истине… Скажи мне, сынок, а что это за армия, которая придет из-за моря вам на помощь? Ведь это русская армия?

— Да, святой отец, — ответил Уллубий.

— И эта русская армия будет воевать вместе с нами, мусульманами, против казаков? То есть против своих же, русских?

— Да, святой отец.

— Вах! — усмехнувшись, шейх грустно покачал головой. — Так не бывает.

— Поверь мне, святой отец. Так уж бывало и не раз еще будет. Люди одной нации тоже могут воевать друг с другом, если затронуты их кровные, жизненные интересы, — сказал Коркмасов.

— Не знаю, как люди других наций, а нам, мусульманам, аллах запретил лить кровь правоверных. Это грех… Великий грех… А что, близко они уже, эти казаки?

— Близко, святой отец. Они уже заняли Чечню. Если мы сейчас же не сплотимся против них, они не сегодня вавтра будут здесь.

— Ах, капиры! — вспылил вдруг шейх, и глаза его гневно сверкнули. — Не бывать этому! Я подыму на них всех мусульман! Я объявлю газават, и да поможет мне в этом аллах!

Уллубий и Джелал-Этдив встали, чтобы поблагодарить шейха и проститься с ним.

— Что такое, Коркмас? Почему встали? — спросил шейх, оглянувшись на кадия, чтобы тот перевел его вопрос. И, не дожидаясь ответа, сделал рукою знак, приглашающий гостей снова сесть.

— Святой отец, мы от души благодарим… — начал Коркмасов. Но шейх не дал ему договорить.

— Не было еще такого, чтобы гость ушел от меня, не отведав еды из моего очага. Как тебе не стыдно, Коркмас? Зачем обижаешь старика?

Пришлось остаться.

Отворилась дверь, и жена шейха внесла деревянный поднос, накрытый домотканой материей. Поднос она поставила прямо на тахту. Рядом положила чурек, только что испеченный в корюке, большой кусок овечьего сыра, завернутый в траву. Покрывало с подноса было убрано, и по комнате распространился вкусный запах печеной тыквы: это были чуду[43] из тыквы с жареным курдюком.

Али-Хаджи, воздев руки, вполголоса прочел молитву «бисмиллах», которую полагалось читать перед каждой едой, и приступил к трапезе. Ел он медленно, по-стариковски, но с видимым удовольствием.

Гости тоже съели по ломтику чуду.

Закончив трапезу, Али-Хаджи снова прочел короткую молитву «алхамдулиллах» и только после этого гости решились наконец подняться.

Попрощавшись с ними и пожелав им счастливого пути, шейх опять прочел молитву — на этот раз напутственную. Потом велел позвать своего сына Ильяса, стройного, красивого юношу, и приказал ему проводить дорогих гостей до самой окраины аула.

— У него двое сыновей, — сказал Коркмасов Уллубию, когда они расстались с юношей перед тем, как выехать из аула. — Кстати, оба геройски воевали вместе с партизанами против Бичерахова. И, как говорят, отец сам благословил их.

— Да, колоритный старик, — сказал Уллубий. — Теперь я понимаю, почему он пользуется в народе такой любовью. Тут все дело в бескорыстии, в душевной чистоте. Люди инстинктивно чувствуют, где обман, а где искренность.

— Ему со всего Дагестана привозят еду. Даже дрова на арбах привозят. Здесь ведь лесов нет, приходится везти издалека, — сказал Коркмасов.

— И он принимает эти дары? — спросил Уллубий.

— Принимает. Но себе берет только самое необходимое.

— А остальное?

— Остальное — для гостей. Много бедным раздает, сиротам…

— Ты с ним прямо, как шейх, разговаривал. Даже клялся аллахом, — засмеялся Уллубий.

— А что мне оставалось делать? Мы же пришли к нему с просьбой, — ответил Коркмасов. — Думаешь, мне легко было?..

Они рассмеялись…

Всю обратную дорогу они только и говорили, что об этом удивительном старике, так непохожем на знакомых им лиц высокого духовного звания.

ГЛАВА ШЕСТАЯ