Три солнца. Повесть об Уллубии Буйнакском

«Что произошло? — мучительно размышлял он. — Меры предосторожности были приняты. Дом охранялся надежными товарищами. Что с ними? Неужели убиты? Ведь никто даже не вскрикнул… Впрочем, если бы кто-нибудь из них и успел предупредить, им оставался бы все тот же, один-единственный выход: погибнуть с оружием в руках… Нет, если уж и винить кого в случившемся, так только себя самого. Не надо было проводить совещание здесь, в городе, в самом логове зверя, под носом у врага. Меня предупреждали, что это опасно. Но я поддался па уговоры тех товарищей, которые настаивали, чтобы штаб восстания постоянно находился в эпицентре событий, а не на периферии. Может быть, именно в этом и состояла моя роковая ошибка?..»

Поезд медленно подходил к станции Кумторкала. Вдали уже был виден аул, фигурки людей, работавших на виноградниках, женщин, спускавшихся вниз к реке за водой с акчалыками за плечами.

Вдруг послышались редкие винтовочные выстрелы. Потом пулеметная очередь. Одна, другая… Короткая и снова длинная… И опять одиночные выстрелы…

— Наши! Хотят отбить нас! — крикнул Сайд, прильнув к самой решетке.

— Э, откуда тут возьмутся наши, — пожал плечами Абдул-Вагаб. Он даже не встал с места, так и остался сидеть на полу по-турецки, поджав под себя ноги.

Абдурахман Исмаилов во все глаза глядел на Уллубия, ожидая, что тот скажет.

Из заднего и переднего вагонов послышались ответные пулеметные очереди. Чуть замедлив ход около вокзала, поезд проехал мимо Кумторкалы, так и не остановившись, и снова стал набирать скорость.

— Ну вот и все, — невозмутимо сказал Абдул-Вагаб. И только по тому, как судорожно затянулся он своей самокруткой, видно было, что и он, при всей своей внешней невозмутимости, сильно взволнован случившимся.

— Ах, растяпы несчастные! Неужели они не могли взорвать паровоз! — сжав кулаки, сказал Абдул-Меджид.

— Погоди, это только первая попытка. Может, еще и взорвут, — хмуро произнес Сайд.

Уллубий глядел в зарешеченное оконце. Снова нежно зеленеющие пашни, буйное цветение деревьев и трав… На склонах гор мирно пасутся отары овец. И небо — чистое, безоблачное…

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Поглядел в окно Канамат:

Видит, стражники там стоят.

Ружья тусклым огнем блестят,

Дула прямо в окно глядят.

В смертном споре

с коварством людским,

Что геройство твое, Канамат?

Ты лежишь на земле недвижим,

Над тобою убийцы стоят.

_{Балкарская песня}

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Наскоро поужинав у старого своего кунака Кадыраги, Коркмасов и Гамид оседлали коней и спешно двинулись в путь: дорога предстояла не близкая.

Оставив за ночь позади аулы Параул и Гели, они напрямую перевалили через хребет Айгыр-Тау и к утру через кутан[44] Талги выехали к аулу Тарки — древнейшему селению Дагестана, лепившемуся, словно орлиное гнездо, по крутому склону горы Тарки-Тау. Здесь они должны были встретиться с Джалалутдином Атаевым.

Дом Джалалутдина они разыскали без труда. На пороге их радушно встретила жена Джалалутдина — Аисханум.

— Заходите, пожалуйста, — сказала она, широко распахнув дверь.

— А где Джалалутдин? — забеспокоился Гамид.

— Нет его, — сказала она. И, после короткой паузы, добавила: — Он тут неподалеку. На винограднике. В шалаше… Уже давно там живет, скрывается. Дома даже и не показывается…

— И правильно делает, — одобрил Коркмасов, собираясь сразу же отправиться к Джалалутдину в его убежище.

— Постойте! Куда же вы? — забеспокоилась Аисханум. — Ведь вы с дороги! Сперва позавтракайте! Кстати, нас гости, и мы только что — уж хотите верьте, хотите нет — как раз про вас говорили…

Коркмасов и Гамид не успели даже удивиться как следует: загадка тотчас же прояснилась. На террасе появились Ажав, Тату и жена Сайда Абдухалимова Умуят. С ними была и четвертая гостья — совсем молоденькая миловидная женщина, которую приезжие видели в первый раз.

— Это Умукусюм, дочь Абулава… — представила им ее Ажав.

Абулава Абакарова они, разумеется, знали. Это был их старый товарищ: его тоже схватили в тот злополучный день и сейчас вместе с другими арестантами оп томился в порт-петровской тюрьме.

Умуят, увидев Коркмасова, не могла удержаться от слез.

— Ой, Джалав! — все повторяла она. — Боюсь! Что с ними со всеми теперь будет?

— Не плачь, все будет хорошо, — проговорил Коркмасов, понимая, что его утешение звучит не слишком-то убедительно. — А сейчас мы все-таки пойдем к Джалалутдину. Вы только скажите, куда можно лошадей пристроить?