Три солнца. Повесть об Уллубии Буйнакском

— Хорошо, Ажав, будь по-твоему, — смягчился офицер. — Скажи, чего ты от меня хочешь?

— Хочу, чтобы ты разрешил мне свидание с ним. Офицер в отчаянии сжал голову обеими руками. Наконец после долгого раздумья сказал:

— Я могу дорого поплатиться за это. Но делать нечего. Не могу отказать тебе, Ажав.

Вызвал дежурного, распорядился: — Передай начальнику караула, что я разрешил этой женщине свидание с ее сыном!

— Как фамилия арестованного? — спросил дежурный офицер.

Секунду поколебавшись, начальник сказал:

— Буйнакский.

Дежурный, как видно, хотел что-то возразить, но потом раздумал, повернулся и вышел. Ажав наклонив в знак благодарности голову, последовала за ним.

Начальник тюрьмы посидел некоторое время в раздумье. Потом снял с рычага телефонную трубку:

— Начальник караула Иванов? Слышишь меня?.. Я послал к тебе одну женщину. Клянется, будто она мать Буйнакского. Я разрешил ей свидание с сыном. Но сейчас тут выяснились кое-какие дополнительные обстоятельства… Да, подозреваю, что обманывает… Нет-нет, не пускай! Ни в коем случае!.. Ты понял?.. А если будет просить, чтобы ты позвонил мне, скажи, что я срочно уехал в Темир-Хан-Шуру…

Умуят, Умукусюм и Тату твердо решили никуда не уезжать из Петровска, надеясь, что рано или поздно им так или иначе удастся наладить связь с заключенными. (Ажав уехала в Шуру, сказав женщинам, что будет добиваться разрешения самого Халилова.)

Они сняли себе жилище неподалеку от тюрьмы и каждый день, как на службу, приходили к тюремным воротам и смешивались с толпой женщин. Они располагались прямо на земле под развесистым деревом, прислушивались ко всем разговорам в надежде услышать хоть что-нибудь про своих, жадно вглядывались во двор тюрьмы, когда ворота хоть на миг приоткрывались.

В один прекрасный день быстроглазая Умуят заметила, что на них с интересом поглядывает стройный молодой офицер с красивым, смуглым кавказским лицом. Ей даже показалось, что взгляды, которые он нет-нет да и кинет на них, исполнены какого-то особого, многозначительного смысла.

— Ох, девушки, не иначе какая-нибудь из вас вскружила ему голову. Клянусь аллахом, — шепнула Умуят, обращаясь к Тату и Умукусюм. — На ловца и зверь бежит.

Офицер, почувствовав, что говорят о нем, смущенно отвернулся и скрылся в служебном помещении… Назавтра, едва они расположились на своем обычном месте, как узкие двери караульного помещения со скрипом отворились и оттуда вышел давешний офицер.

— Улыбайтесь! Улыбайтесь! Смелее! — зашептала Умуят, толкая в бок то одну, то другую подружку. — Что вы словно мертвые?

Тату и Умукусюм, закрасневшись, опустили глаза.

Офицер уже без всякого стеснения разглядывал их, улыбаясь им как старый знакомый. Вдруг, словно его осенила внезапно какая-то счастливая мысль, он повернулся и исчез в дверях. И тотчас же из караулки вышел солдат и быстро направился прямо к женщинам. Остановился перед ними, словно раздумывая, с чего начать. Осторожно погладив по голове Мурада, шестилетнего брата Умукусюм, спросил:

— Чей мальчик?

— Мой! — бойко ответила Умуят.

Услыхав, что Умуят женщина детная, солдат мгновенно потерял к ней всякий интерес.

— А ты, красавица, тоже замужем? — обернулся он к Тату.

— Есть муж! Есть! Строгий очень! — заспешила Умуят. Она очень боялась за Тату, не хотела, чтобы к ней приставали.

— И у этой тоже муж строгий? — усмехнулся солдат, указывая на Умукусюм.

— Нет. У нее мужа нету, — заулыбалась она, всячески давая понять, что Умукусюм не прочь завязать знакомство с подходящим кавалером. Умуят резонно рассудила, что Умукусюм — женщина замужняя, опытная — в случае чего сумеет за себя постоять.

Солдат между тем не понял подвоха и принял уловки Умуят за чистую монету.

— Красивая барышня, ничего не скажешь, — сказал он, одобрительно оглядев Умукусюм с ног до головы. — Вы не заметили офицера, который только что глядел на вас вон оттуда?

Умукусюм опустила глаза, давая понять, что крайне польщена вниманием такой важной особы.

— Он просил позволения представиться вам. Если вы, конечно, не возражаете.

Умукусюм молчала, продолжая разыгрывать смущенное согласие.

— Я пойду доложу! — сказал солдат. Козырнув, повернулся кругом и зашагал, четко печатая шаг, к караульному помещению.

Не прошло и трех минут, как офицер стоял уже рядом с женщинами.

— Здравствуйте! — сказал он, обращаясь ко всем по-русски, но глядя только на Умукусюм. — Я уже не первый день вас здесь вижу. Может быть, я могу чем-нибудь быть полезен?

— Да… У меня тут отец, — пролепетала Умукусюм, не поднимая глаз.

— Хотите передать ему что-нибудь? — спросил тот.

— Конечно! Очень!.. А можно? — Умукусюм так и вспыхнула от радости.

— Вообще-то нельзя. Передачи строжайше запрещены. Но для вас… — Офицер сделал многозначительную паузу.

Умукусюм вновь в смущении наклонила голову. Она уже имела случай убедиться, что это действует на ее собеседника лучше всяких слов.

— Завтра придете? — спросил офицер.

— Если разрешите передачу отцу, приду, — прошептала Умукусюм, впервые за все время подняв голову и поглядев ему в глаза…