Три солнца. Повесть об Уллубии Буйнакском

— А, все равно, Тоже большевистское логово… Ну а ты что хочешь, красивая барышня? — обернулся он к Тату.

— Я прошу свидания, — сказала Тату.

— С кем свидания?

— С братом.

— Конечно, тоже большевик?.. Как фамилия?

— Буйнакский,

— В-вах! — начальник тюрьмы не смог сдержать своих чувств. — Буйнакский?! Сам Буйнакский твой брат?

— Да, — смело глядя ему в глаза, ответила Тату.

— Зачем обманываешь, а? Какой он тебе брат? У тебя волос совсем черный, как бурка! Лицо бело, как молоко. А Буйнакский — рыжий! Совсем на тебя не похож!

Умуят, испугавшись, что Тату растеряется и признается в обмане, быстро пришла ей на выручку.

— Господин начальник, аллахом клянусь, она правду говорит! Он в самом деле брат ей. Одна мать родила, не сойти мне с этого места. Только вот отцы разные!

— А хоть бы даже и брат, — нахмурился офицер. — Ты знаешь, что он сделал, этот твой брат? Он законную власть хотел свергнуть… Нет, не имею права брать у вас передачу. И свидания тоже не будет. Не имею права!

Умуят, услышав эти слова, заплакала навзрыд.

— Эй! Эй! Ты что? Не реветь! Слышишь? Нельзя! — забеспокоился начальник, как видно не на шутку напуганный тем, что женщины вот-вот закатят тут, у него в кабинете, самую что ни на есть настоящую истерику. Он открыл дверь и зло крикнул дежурному офицеру:,

— Зачем ко мне баб пустил?.. Ладно уж, так и быть, возьми у них передачу. Все равно не отвяжутся…

Обрадовавшись, что план их все-таки увенчался успехом, женщины выскочили на улицу. Тату подошла к матери и стала рассказывать о том, как ловко Умуят добилась от начальника того, что хотела.

— Знаешь, — добавила она. — Мне показалось, что лицо этого начальника мне знакомо. Не иначе, я его где-то видела. А уж ты-то наверняка его знаешь…

— Да, — подтвердила Ажав. — Не так уж много найдется здесь офицеров, которых бы я не знала. Пойдем-ка, взгляну на него.

Воспользовавшись тем, что дежурный куда-то отлучился, Ажав приоткрыла дверь и осторожно заглянула в кабинет начальника. Тот, увидев, что это опять женщину, раздраженно крикнул:

— Нельзя! А ну, закрой дверь!

Но Ажав уже успела разглядеть его. Смело распахнув дверь настежь, она вошла в кабинет с возгласом:

— Уй-я-а! Да это же Магомед!

— Хошгелди, Ажав! Как ты здесь оказалась? — удивился тот, подымаясь ей навстречу. — Сколько лет, сколько зим!.. Садись, рассказывай… Что тебя привело ко мне?

— Дело, Магомед. К сожалению, дело, — сказала Ажав, опустившись на стул. — Я так обрадовалась, когда узнала, что ты тут важная шишка. Только на тебя теперь вся надежда!

Офицера этого Ажав знала давно. Когда-то он учился вместе с ее сыном Хаджи-Омаром в Темир-Хан-Шуривском реальном училище, не раз бывал у них в доме, ухаживал за красоткой Зумруд и даже сделал однажды попытку посвататься к ней.

— О чем разговор, Ажав? Сколько раз я ел у тебя в доме твой вкусный хинкал и курзе. Не такой я человек, чтобы забыть старых друзей, — расплылся в улыбке начальник тюрьмы и величественно пригладил свою густую черную шевелюру. — Скажи откровенно, чем могу быть полезен? Не иначе, кто-нибудь из твоих впутался в нехорошее дело и сидит тут у меня? Скажи правду! Не бойся!

— Ой, ты прямо как в воду глядел, — запричитала Ажав. — Горе у меня, Магомед. Уж такое горе, что и не выскажешь.

— Не бойся, говори. Кто он?

— Сын.

— Вах! Хаджи-Омар? Клянусь аллахом, его тут нет!

— Нет, не Хаджи-Омар. Уллубий…

— Какой Уллубий? — изумился тот: он точно знал, что у Ажав нет других сыновей, кроме Хаджи-Омара.

— Уллубий Буйнакский, — спокойно сказала Ажав.

— Буйнакский? — Офицер вскочил из-за стола как ужаленный. — Тот самый?!

— Да, — все так же спокойно и твердо подтвердила Ажав.

— Вах! Но у того мать давно умерла. Зачем говоришь, будто он тебе сын? Зачем обманываешь?

— Я тебя не обманываю, Магомед! Аллахом клянусь, Уллубий мне сын. Не веришь, спроси у него…

Офицер в растерянности молчал. Все это казалось ему в высшей степени неправдоподобным. Только что приходила какая-то девушка, говорила, что она сестра Буйнакске го. Теперь приходит почтенная, хорошо ему знакомая женщина и уверяет, что она его мать…

— Не стану тебя утешать, Ажав. Положение Буйнакского плохое. Совсем плохое. Можно даже сказать, безнадежное. Насчет него есть распоряжение самого генерала Халилова: посадить в одиночку как наиболее опасного преступника… Подожди, сейчас посмотрю документы…

Он извлек из ящика стола несколько папок, порылся в одной из них, достал фотографию Уллубия:

— Он?

— Да, это мой Уллубий, — без колебаний подтвердила Ажав.

— А вот здесь сказано, что мать Уллубия Буйнакского звали Сагидат, — хмуро проговорил офицер, листая бумаги в папке. — И она давно умерла. Так же как его отец…

— А ты, Магомед, погляди получше в эти бумаги! — не растерялась Ажав. — Может быть, он там просит, чтобы ему разрешили свидание?

— Верно, просит, — сказал офицер, вновь порывшись в бумагах,

— С кем?

— Вах! И в самом деле, он просит свидания с тобой, Ажав. Ничего не понимаю, клянусь аллахом.

— Теперь ты и сам видишь, Магомед, что я тебя не обманываю. Уллубий мне все равно что родной сын…