— Вон туда, в сарай, — показала Аисханум. Оставив лошадей и твердо пообещав женщинам, что к вечеру они вернутся, Коркмасов и Гамид собрались в путь. Проводить их вызвался соседский мальчик, собиравшийся выгонять на пастбище овец. От склона горы до самого города вся равнина была покрыта виноградниками. Нечего было даже и думать о том, чтобы разыскать без провожатого шалаш, где скрывался Джалалутдин. Но мальчик, видно, не раз бывал в этом укромном месте. Как бы то ни было, он довольно быстро привел путников к цели их путешествия.
— Учтите, Джалал никого не ждет, — сказал Коркмасов, когда вдали показался шалаш. — Он может и пальнуть в нас. Надо бы предупредить его. А ну, джигит! — обратился он к пастушку. — Беги вперед, крикни ему, что свои, мол, приехали…
Как потом выяснилось, предосторожность оказалась отнюдь не лишней: увидев издали двух мужчин, уверенно шагающих к его шалашу, Джалалутдин достал из соломы припрятанный наган и приготовился дорого продать свою жизнь. И тут как раз появление малолетнего гонца рассеяло его тревогу.
Радостно улыбаясь, Джалалутдин вышел навстречу друзьям. Они поздоровались. Уселись возле шалаша па свежее сено, источающее пьянящий аромат увядшей травы. Закурили. Вгляделись друг в друга.
Джалалутдин очень изменился за это время: похудел, оброс черной как сажа бородой.
— Ну? Что будем делать? — был его первый вопрос — Тюрьму охраняют казаки так, что и муха не пролетит. А сидеть здесь и загорать, когда наши на краю гибели, я не в силах.
Гамид и Коркмасов рассказали о двух неудачных попытках вызволить заключенных: сперва в Темир-Хан-Шуре, а потом в пути.
— В Шуре получился провал, — мрачно сказал Коркмасов. — Услыхав, что наши товарищи арестованы, мы организовали большой вооруженный отряд и подошли к Шуре. Потребовали немедленного освобождения заключенных. К нам выехал заместитель шейх уль-ислама Абдул-Васир Казанищенекий. Он клятвенно пообещал, что всех арестованных немедленно выпустят. Партизаны поверили этой подлой клятве, разошлись, а Халилов, только что назначенный главой Горского правительства, в тот же день переправил арестованных в Петровск…
— Наши пытались обстрелять поезд в пути, но ничего не вышло, — вздохнул Гамид.
— Так что же все-таки мы предпримем? — вспыхнул Джалалутдин. — Что ты молчишь, Гамид?
— У меня есть приятель, Камиль зовут его, — сказал Гамид. — Он знаком с начальником тюрьмы. Я думаю, мы с Камилем улучим момент, приставим этому начальнику нож к горлу и заставим его освободить наших. Если откажется — убьем как собаку!
— Вряд ли он решится на такое, — сказал Коркмасов. — А если даже и решится, ведь не только от него одного там все зависит.
— У меня идея! — сказал Джалалутдин. — Надо поручить это дело женщинам. Они тут, по-моему, уже делали какие-то попытки завязать отношения с тюремной охраной. Под тем соусом, чтобы, мол, еду передать арестованным…
— Отличная мысль! — обрадовался Коркмасов. — Главное, пусть денег не жалеют… Какая-нибудь мелкая сошка иногда скорее может помочь, чем важный чин…
На том и порешили.
Перед кабинетом начальника тюремной охраны на Садовой улице толпился народ: люди томились, ворчали друг на друга, переругивались в ожидании приема.
Отчаянная Умуят смело двинулась вперед.
— Ну? Кто со мной? Да не дрожите вы, не съест он нас! — подбодрила она женщин, хотя сама была бледна как бумага.
— Сходи ты с нею, доченька, — сказала Ажав, обращаясь к Тату.
Тату послушно присоединилась к Умуят. За нею робко пошла и Умукусюм.
Умуят смело распахнула дверь приемной и, даже не взглянув на дежурного офицера, решительно направилась к другой двери, ведущей в кабинет. Тату и Умукусюм старались ни на шаг не отставать от своей предводительницы.
— Кто такие? Почему без разрешения? — строго опросил сидящий за столом начальник тюрьмы.
— Нам сказали, что вы человек добрый, — Умуят кокетливо опустила глаза. — Вот мы и решились…
— Знаю ваши женские хитрости, — проворчал начальник. Но тон был уже совсем другой: уловка Умуят явно подействовала. — Ладно, говори. Чего надо?
— Тут у вас наши родные сидят. Ради аллаха, разрешите отдать передачу. Мне верные люди сказали, что вы человек добрый, не откажете несчастным. — Умуят приложила кончик шали к глазам.
— А кто у тебя тут? — совсем уже смягчился начальник: он явно не мог устоять перед чарами Умуят.
— Муж, — тихо прошептала она.
— Большевик, наверное?
— Я его дел не знаю… — Голос Умуят дрогнул.
— Где был задержан?
— В Темир-Хан-Шуре. Он не один там был. Их много…
— А-а, с Буйнакским вместе? Да? — губы офицера искривила гримаса.
— Да, с Буйнакским, — невинно стрельнула глазами Умуят.
— Так я и знал. Конечно, большевик… Как фамилия?
— Абдулхалимов Сайд… Господин начальник, вы добрый человек, я знаю…
— Подожди! — прервал он ее и перевел взгляд на потупившихся от страха Тату и Умукусюм. — А у вас кто? Тоже мужья?
— У меня, отец, Абулав Абакаров, — сказала Умукусюм, дрожа от волнения.
— Какой аул? Чиркей? Доргели?
Чиркей и Доргелв были аулы заведомо большевистские.
— Нет, мы в Кумторкале живем, — приободрилась Умукусюм.