Три степени свободы (СИ)

… И с этого кортежа я взгляд отвести не мог, честное слово, я ведал, я знал, что он там. Словно я втягивал воздух из-под подков коней; словно дышал ветром, создаваемым скоростью экипажа; словно вместе с сыростью явно навеялся ясный запах цветов. Господин Ореванара был там; и когда это прекратилось, когда они оказались у стен замка, видел как слуги натянули ткань, как другой слуга распахнул дверь. Господин Ореванара не торопился выходить, но сделать это пришлось. Издалека мне показалось, что он одет в нечто похожее на серую мантию, с ненакинутым капюшоном. Руки его скрывались в этой мантии, плечи казались еще уже; он оглянулся, постоял немного и затем процессия двинулась. Слуги мокли и зябли под молотом дождя, но господин Ореванара все также не торопился, все также не изменял себе. Никогда не был поспешным.

Я вылетел из комнаты, заспешил к лестницам, намереваясь спуститься, выскочить во двор и, руша любое препятствие на своем пути, излиться в речи. Кинуться в ноги, и излагать, излагать… главное — красиво излагать грязные мысли.

— Не беги, — Нелеллу перехватил меня на первых же ступенях. Вытянул руку, преграждая, и оказалось, что крушить «любое препятствие» не так уж и легко. — Его сопровождают к Королю.

— Я подожду у дверей, — ринулся вперед и Нелеллу ломанулся на меня, всем телом удерживая:

— Тай, Тилла, остановись, пожалуйста, — и только после этого я заметил — как дурно принц выглядел. Еще утром был свеж по-обычному, а этим днем будто постарел. Глубокие тени залегли под глазами, верхние веки тех самых глаз будто обвисли, губы стали серыми и кожа тоже.

— Не могу остановиться. Пропусти, — жалости во мне его внешний вид не разбудил. Во мне вообще никогда и ничто не будило жалости.

— Своей истерикой ты добьешься только позора. — Прошептал этими серыми безжизненными губами. — Он не оценит, — и добавил, отпуская руку, — он правда ничего не оценит.

Я прошел мимо уже гораздо спокойнее. Зверь словно затаился, снова решая подумать: ведь господин — это не лань, которая может убежать. Но план никак не зарождался; да что я мог сделать? Говорить? Умолять? Плакать? «Он не оценит», — я осознавал, насколько Нелеллу прав, и это вызывало ненависть, а ненависть порождает плохие мысли и навязывает дурные поступки…

Но все же не ринулся с головой в пучину, а попытался сделать по совести.

— Сегодня на столе будет жареный кабан с отцовской охоты, — принц погладил массивный голубой камень на воротнике.

— Я не пойду, — пробурчал и устремил взгляд в окно, а потом Нелеллу вернул к себе внимание:

— Не пойдешь? Ты все же не хочешь его хотя бы увидеть? — усмехнулся печально.

— Нет, — замотал головой, поясняя:— если увижу, я сорвусь.

Я врал об истинных мотивах, но Нелеллу так обрадовался, что оглупел, поэтому и поверил.

— Верно, для тебя лучше его не видеть, — подошел ко мне, поцеловал в щеку и не мог перестать улыбаться по-дурацки блаженно. — Завтра же Каллис уберется отсюда.

— Это хорошо, — изображая смирение, я отвернулся и замер в ожидании когда принц провалит.

Нелеллу считал, что господина я все еще не видел, что тогда он смог меня остановить, и порыв мой исчерпался. Но я видел господина Ореванару. Проследил, когда тот покинул покои короля, проследил до самой комнаты, прячась по углам да за гобеленами. Это было так забавно: господин Белого Цвета часто оглядывался, я мог ощущать этот душный аромат страха, источником которого был он. Меня подрывало напасть, но я закрывал глаза и делал глубокий успокоительный вдох, и на выдох распахивал глаза вновь.

Вычислив, я исчез; правда, не сразу — ведь неимоверных сил стоило. Я посмел даже дойти до двери, за который скрылся господин Ореванара с единственным хилым слугой. Положил руку на ручку и начал поворачивать… Легкий скрип… и пришлось сбежать.

— Я вернусь скоро, и принесу тебе и мяса и овощей, — наконец Нелеллу оставил меня.

Весь вечер я метался по комнате, зарывался в постели, грезил, что все пройдет идеально. И все проходило. Принц вернулся, правда рано (намного раньше, чем обычно) и, вероятно, это было вызвано беспокойством обо мне. Вернулся с едой, которую я проглотил за пару секунд, и вином, которое мы быстро распили. Позвали слугу, и еще вина, и еще… Тяжелое, крепкое и сладкое; я видел, как взгляд Нелеллу мутнел, и сохранял полную трезвость ума. А вот Нелеллу, пьющий ровно столько, сколько и я, к середине ночи не мог встать.

Я поднял и кинул его тушу на кровать, накрыл одеялом и вышел из комнаты. Пил я нечасто; и да, такого рода питье отупляло, делало нелепым; но смог заметить: что если ты пьешь расчетливо, никакого влияния вино не оказывает совершенно. Если ты взвинчен, вино словно вода. А взвинченным я пребывал по полной.

До рассвета оставалось недолго и через двор я направлялся в ту часть замка, где уже мирно спал мой истинный господин. Выставленная стража, у дверей в его покои, мирно спала также. Они даже не почувствовали меня, даже не уловили скрип двери.

В комнате было темно, но я прекрасно видел в этой самой темноте. Стоял запах тех самых цветов, окружающих меня в период взросления.