Еще одним показателем необратимости эволюции самодержавия стало создание в 1915 г. по инициативе П.П. Рябушинского и М.В. Родзянко
В те же годы разрабатывалась новая судебная реформа: преобразование Сената в Верховный суд, независимый от монарха, и разработка нового Уголовного законодательства. Завершены работы были во время мировой войны, и 26 декабря 1916 г. император Николай утвердил одобренную Государственным советом реформу.
В ожидании реформы или революции
Модернизация одерживала новые успехи по формальным показателям. Росла численность населения страны, составив на январь 1914 г. 178 378,8 тысячи человек, ежегодный прирост составлял в 1897–1911 г. от 1,7 до 1,65 %.
За годы предвоенного экономического подъема в 1909–1913 гг. общий объем производства увеличился в 1,5 раза. По общему объему промышленного производства Россия вышла на 5-е место в мире, почти сравнявшись с Францией. Промышленный взлет полностью преобразил европейскую часть империи. Многие города превращались в центры промышленности, торговли и транспорта, правда, это увеличивало их разрыв с сельской Россией и территориями за Уралом. Но и там росло производство сельскохозяйственной продукции, увеличилось поголовье скота. Развивались пути сообщения, средства связи, финансовая система. Русский рубль стал одной из твердых конвертируемых валют в мире: золотое обеспечение рубля выросло за 1905–1910 гг. с 67,8 до 88,1 %, для сравнения: золотое обеспечение национальной валюты составляло у Англии – 97,2 и 111,0 %, у Франции – 86,5 и 75,5 %, у Германии – 37,4 и 44,7 %. В 1913 г. обменный курс рубля составлял: 0,37 французского франка, 9,46 британского фунта стерлингов, 0,46 германской марки, 1,94 американского доллара.
Показательно, что в государственном бюджете в 1900 г. и в 1913 г. доля расходов по Министерству народного просвещения выросла с 2,1 до 14,6 %, в то время как доля расходов Военного министерства соответственно сократилась с 20,6 до 18,8 %. Накануне войны власть надеялась на мирное развитие.
В 1914 г. финансовая комиссия Государственного совета указала императору и правительству на «устарелость законов о промышленности и на излишние стеснения, испытываемые предпринимателями в разных областях промышленной деятельности. Между тем успешное развитие этой деятельности возможно лишь при условии предоставления широкого поприща личной инициативе и при отсутствии ограничений, тормозящих частные начинания в области торговли и промышленности». Так накануне мировой войны шла подготовка к расширению процессов модернизации.
Не русские патриоты, а западные финансовые аналитики в 1913 г. предсказывали Российской империи колоссальный взлет. Французский биржевой деятель М. Вернайль говорил о предстоящем в ближайшие 30 лет громадном промышленном подъеме. Французский экономический обозреватель Э.Тэри утверждал, что «экономическое и финансовое положение России в настоящий момент превосходно, но от правительства зависит сделать его еще лучше». Немецкий экономист Аухаген полагал, что «еще 25 лет мира и 25 лет землеустройства – тогда Россия сделается другой страной». Европейские наблюдатели предполагали, что к 1950 г. Россия с населением в 400 млн человек будет доминировать в Европе в политическом, экономическом и финансовом отношениях, а ее единственным соперником в мире станут США. В конечном счете так и получилось, но путь российской модернизации оказался не таким гладким, как виделся в 1913 г.
Казалось бы, после 1905–1906 гг. революционаризм сошел с политической сцены России, для социалистических учений просто не имелось адекватной «почвы», а консерваторы должны были признать позитивные результаты процесса развития страны и необходимость перехода к завершающему этапу реформ. Не тут-то было. По сути, выбор был прост: модернизация необходима либо путем продолжения реформ, либо путем революции. Продолжалась борьба идей, жестокие споры о будущем пути России, но также о своем месте в новой России.
В то время парадоксальным образом в отрицании важности буржуазно-демократических свобод сходились матерые охранители-монархисты и левые радикалы-революционеры. Последние еще в августе 1884 г. писали в выходившей в Женеве газете «Общее дело», что «конституция вовсе не желательна, потому что она сплотит в политическую силу зарождающуюся русскую буржуазию», что «чем сильнее гнет деспотического режима, тем лучше, потому что он раздражает народ и умножает революционные элементы… Неограниченный монархизм для социалистов удобнее конституции».