Три столетия реформ и революций в России

После войны возникла возможность использования внешнего фактора для продолжения модернизации. 5 июня 1947 г. государственный секретарь США Дж. Маршалл в выступлении в Гарвардском университете выдвинул идею плана, призванного «помочь европейцам снова обрести экономическое здоровье, без которого невозможны ни стабильность, ни мир». В июне 1947 г. в Париже открылась конференция, на которую прибыла большая советская делегация во главе с В.М. Молотовым. Однако через три дня советские представители выразили свое принципиальное несогласие с американскими планами «открытости экономик». Сталин понял, что экономическая мощь США позволит им занять господствующие позиции в Европе, в том числе в странах, входивших в «советский блок». Он также вовсе не желал открывать советскую милитаризованную экономику контролю американцев. Так взамен экономической целесообразности была избрана политическая твердость. Первая возможность конвергенции двух систем была отвергнута.

В то же время несомненная враждебность внешнего фактора также стала серьезным препятствием к разворачиванию после восстановления народного хозяйства СССР модернизации. Надежды Сталина на продолжение сотрудничества с Западом в форме «большой тройки» растаяли после Фултонской речи У. Черчилля и заявления Г. Трумэна о готовности использовать атомное оружие. Возникновение военно-политического блока военной и экономической мощи и атомного оружия США и глобальной стратегической инфраструктуры Британской империи стало для непоправимо ослабленного войной Советского Союза жизненным вызовом. Для ответа на этот вызов пришлось свернуть все возможные планы дальнейшего развития современного общества.

Сформировавшийся в СССР в 1930-1940-х гг. «новый класс» (по определению М. Джиласа, или номенклатура, как обозначил этот слой М. Восленский) основывал свою власть и свои права на властные полномочия именно на такой государственной идеологии «осажденной крепости». Благодаря этому он получил возможность свободного и почти бесконтрольного использования национальной экономики в своих интересах (не только узко корыстных, но и для укрепления системы). Насаждаемая всей мощью государства подчиненность всех сфер общественной жизни одной идеологии, фактически – одной идее, а также жесткий контроль власти над всеми сферами жизни страны и общества естественным образом вели к отказу от попыток серьезных преобразований, которые могли подорвать систему.

В правящем классе были умные и дальновидные люди, сознававшие объективные потребности развития страны и предлагавшие меры для их реализации. После 1953 г. начались некоторые структурные изменения в рамках системы, устранение наиболее одиозных черт советской модели развития: в промышленности возрос объем инвестиций в группу Б, отраслей легкой промышленности, за счет группы А, отраслей тяжелой, по преимуществу оборонной промышленности; в сельском хозяйстве произошло снижение государственного вмешательства, повышение закупочных цен на сельскохозяйственную продукцию и снижение налогов; во внешней политике – снижение остроты противостояния странам Запада.

«В высшем политическом руководстве СССР существовало понимание необходимости как проведения реформ, так и их социалистической направленности, – утверждает Р.Г. Пихоя. – Споры шли о том, какие реформы следует проводить. Борьба за власть в политическом руководстве СССР шла параллельно и иногда выступала в форме борьбы за тот или иной вариант реформ». Хотя в данном случае речь идет о борьбе за модификацию советской модели развития, но мы видим тот же механизм общественных преобразований: понимание властью объективной необходимости перемен – споры за выбор направления – борьба внутри правящей группы. «Начало реформ, несомненно, было связано с деятельностью Берии, начавшего процессы политической реабилитации, смягчения карательной системы в СССР, предлагавшего осуществить объединение Германии ценой ее демилитаризации и невхождения в военные блоки, нормализацию отношений с Югославией. Во внутренней политике обращает на себя внимание его попытка разграничить функции государственного и партийного аппарата и повысить роль именно государственного аппарата», – отмечал Пихоя. Но проекты реформ Л.П. Берии, а позднее Г.М. Маленкова оказались «слишком радикальными» для тогдашних советских правителей, а борьба за власть «слишком острой». Некоторые из их планов были реализованы несколькими годами позже, некоторые – спустя десятилетия. Но фактом остается то, что из-за субъективных устремлений, из-за борьбы за власть в Кремле был упущен шанс на проведение в СССР качественных перемен, «реформы внутри системы», последствия которой невозможно предугадать.