Три столетия реформ и революций в России

В конце 1989 г. лидер государства и партии в статье «Социалистическая идея и революционная перестройка» подверг острой критике марксистскую ортодоксию и, по мнению В.В. Согрина, «предстал одновременно в тех ипостасях: коммуниста, социал-демократа и либерала». Отказавшись от ажиотажного прямолинейного противостояния капитализму, он открыто признал важность общечеловеческих ценностей, а в начале 1990 г. согласился с идеей исключения из действовавшей «брежневской конституции» 6-й статьи о руководящей роли КПСС.

В реальной жизни фактический отказ от коммунистической идеологии не подкреплялся такого же рода мерами власти в хозяйственной жизни, в которой сохранялось господство бюрократической системы партия-государство, к частной инициативе сохранялась настороженность, а частная собственность оставалась «табу». Горбачевский «перескок» от первого этапа реформ к четвертому был крайне неконструктивен, такая политика не могла закончиться удачей ни для общества, ни для горбачевской команды реформаторов по разным причинам.

Во-первых, многообразные социально-экономические проблемы не решались, трудности усугублялись, и подмена реальной жизни политическими играми могла лишь на короткое время обмануть людей.

В январе 1988 г. вступил в действие «Закон о предприятии». Эта попытка ввести в плановую экономику рыночные начала, направленная на увеличение самостоятельности трудовых коллективов, не стала задуманной экономической реформой. Напротив, это привело к «революции менеджеров»: директора предприятий, освобожденные от подчинения министерской бюрократии, но и не стесненные дисциплинирующей средой рынка, свободно распоряжались продукцией, сохраняли доступ к даровым ресурсам и государственным ассигнованиям, используя их по своему разумению. Так, в 1988 г., по мнению А.В. Шубина, путем перекачивания ресурсов предприятий через «кооперативные» структуры «началось формирование номенклатурной буржуазии».

А в экономической жизни страны нарастала напряженность, в 1991 г. во всех отраслях производства продолжался абсолютный спад масштабов производства, развал многих хозяйственных связей, потребительского рынка, причем особое возмущение людей вызывало нестабильное обеспечение продовольствием. Некомплексность мероприятий по реформированию экономики можно объяснить не только естественными трудностями перехода, но также неквалифицированными действиями власти и – ее постоянным стремлением к компромиссу со сторонниками «социалистического хозяйствования». Постоянно обостряющаяся борьба за политическую власть отодвигала вопросы хозяйства на второй план.

Во-вторых, допущение властью открытой критики строя (поначалу под видом осуждения «недостатков и извращений») привело к тотальной нигилистической кампании, во главе которой встали громогласные «прорабы перестройки», и с неизбежностью повлекло за собой разрушение системообразующей структуры партия-государство во главе с главным «перестройщиком».

Усиливалось небольшое, но активное радикальное крыло либералов, отвергавших идеи постепенного перехода системы в новое качество путем реформ, идеи конвергенции начал капитализма и социализма, хотя их еще отстаивал их лидер А.Д. Сахаров. В концептуальном сборнике «прорабов перестройки» «Иного не дано» Г.Х. Попов страстно убеждал, что рынок, именно рынок с главенством принципа рыночных отношений, быстро решит все проблемы и что без перехода к полному хозрасчету не ускорить научно-технический прогресс. Среди либералов господствовала нетерпимость к инакомыслию и критике, а также наивная вера в одно чудодейственное средство разрешения кризиса: как Хрущев ненавидел капитализм и верил в кукурузу, так необольшевики, вчерашние партийные и комсомольские функционеры, ненавидели КПСС и верили в рынок.

В-третьих, объективные факторы действовали против движения к «реформе системы» с ее заключительного этапа. Ведь советское общество имело весьма ограниченный опыт общественной жизни и ровно никаких традиций демократической политической жизни, напротив, вековые традиции централизованной власти в царское время и несколько десятилетий советского режима приучили людей к системе: один лидер – одна партия – одна идеология. Обрушившаяся на головы людей идеологическая смута со множеством разнородных и противоречащих идей оставляла один разумный выбор: бороться против старого строя, недостатки которого были всем очевидны. Причем на поверхности общественной жизни, как и в феврале 1917 г., оказалась радикально настроенная демократическая интеллигенция. В столице и многих других городах возникали дискуссионные клубы, в дальнейшем ставшие организационными ячейками по выдвижению и поддержке кандидатов в депутаты, оппозиционных советскому строю, но не имевших конструктивной программы. Все это очень напоминало деятельность якобинских клубов во Франции 1789 г.