Три столетия реформ и революций в России

И Бакунин написал «Исповедь», автобиографический трактат, наполненный мелкими деталями и крупными умолчаниями. Этот документ был опубликован полностью в 1935 г. Советский историк Ю.М. Стеклов писал, что Бакунин рассчитывал своей мнимой «откровенностью» «одурачить Николая I и добиться ссылки в Сибирь, откуда думал бежать за границу для продолжения революционной деятельности». Это ему в конечном итоге удалось. После письма к Александру II в 1857 г. Бакунин был отправлен на поселение в Сибирь, откуда в 1861 г. бежал через Японию и США в Лондон. Он сотрудничал в «Колоколе», наладил связи с революционной организацией «Земля и воля» и тайной организацией С.Г. Нечаева «Народная расправа», жил в Италии и Швейцарии, разрабатывая идеи анархического социализма, участвовал в восстаниях анархистов во Франции в 1870 г. и Италии в 1874 г. Созданный им европейский «Альянс социальных революционеров» руководствовался следующей бакунинской тактикой: «Толпа шумит, а невидимо ведут ее предприимчивые люди, намечающие пути и цели в тайных заседаниях».

Но все же «Исповедь» стала уникальной возможностью для революционера сказать о том, что он думает и чувствует, лично царю. Там ощутимо не только лукавство, но и неподдельная искренность. Сам Николай Павлович внимательно прочитал представленную ему писарскую копию, отчеркивая на полях важные, по его мнению, моменты и делая иные пометы. «Стоит тебе прочесть, весьма любопытно и поучительно», – написал он наследнику, будущему Царю-Освободителю.

«Я хотел революции в России», – откровенно писал Бакунин. – Когда обойдешь мир, везде найдешь много зла, притеснений, неправды, а в России, может быть, более, чем в других государствах. Не оттого, чтоб в России люди были хуже, чем в Западной Европе; напротив, я думаю, что русский человек лучше, добрее, шире душою, чем западный; но на Западе против зла есть лекарства: публичность, общественное мнение, наконец, свобода, облагораживающая и возвышающая всякого человека. Это лекарство не существует в России… В России главный двигатель – страх, а страх убивает всякую жизнь, всякий ум, всякое благородное движение души. Трудно и тяжело жить в России человеку, любящему правду, человеку, любящему ближнего, уважающему равно во всех людях достоинство и независимость бессмертной души… Русская жизнь есть цепь взаимных притеснении: высший гнетет низшего… Хуже же всех приходится простому народу, бедному русскому мужику, который, находясь на самом низу общественной лестницы, уж никого притеснять не может и должен терпеть притеснения от всех…

Везде воруют и берут взятки и за деньги творят неправду! – и во Франции, и в Англии, и в честной Германии, в России же, я думаю, более, чем в других государствах. На Западе публичный вор редко скрывается… В России же иногда и все знают о воре, о притеснителе, о творящем неправду за деньги, все знают, но все же и молчат, потому что боятся, и само начальство молчит, зная и за собою грехи, и все заботятся только об одном: чтобы не узнали министр да царь. А до царя далеко, государь, так же как и до Бога высоко!..

Один страх недействителен. Против такого зла необходимы другие лекарства: благородство чувств, самостоятельность мысли, гордая безбоязненность чистой совести, уважение человеческого достоинства в себе и в других, а наконец, и публичное презрение ко всем бесчестным, бесчеловечным людям, общественный стыд, общественная совесть! Но эти качества, силы цветут только там, где есть для души вольный простор, а не там, где преобладает рабство и страх. Сих добродетелей в России боятся не потому, чтоб их не любили, но опасаясь, чтобы с ними не завелись и вольные мысли… Я не смею входить в подробности, государь! Смешно и дерзко было бы, если бы я стал говорить Вам о том, что Вы сами в миллион раз лучше знаете, чем я.

…и думал, что был бы этот народ, если б ему дали свободу и собственность, если б его выучили читать и писать! И спрашивал, почему нынешнее правительство, самодержавное, вооруженное безграничною властью, не ограниченное по закону и в деле никаким чуждым правом, ни единою соперничествующею силою, – почему оно не употребит своего всемогущества на освобождение, на возвышение, на просвещение русского народа…

Правительство не освобождает русского народа, во-первых, потому, что при всем могуществе власти, не ограниченной по праву, оно в самом деле ограничено множеством обстоятельств, связано невидимыми путами, связано своею развращенною администрациею, связано, наконец, эгоизмом дворян. Еще же более потому, что оно действительно не хочет ни свободы, ни просвещения, ни возвышения русского народа, видя в нем только бездушную машину для завоеваний в Европе! Ответ сей, совершенно противный моему верноподданическому долгу, не противоречил моим демократическим понятиям».

Николай Павлович отчеркнул карандашом на полях этот абзац. Он позволил Бакунину свидание с отцом, но из крепости не выпустил, видимо, догадываясь об опасности этого ловкого и решительного человека на свободе.

Роковой внешний фактор