Три столетия реформ и революций в России

Государь понимал сложность дела. Любая революция, даже «революция сверху», таит в себе много опасностей, до поры до времени неведомых, ход ее не всегда предсказуем. На полях записки министра Ланского, уверявшего, что народ полностью сочувствует намерениям правительства, Александр II написал: «Все это так, пока народ находится в ожидании, но кто может поручиться, что когда новое положение будет приводиться в исполнение и народ увидит, что ожидание его, то есть что свобода по его разумению, не сбылось, не настанет ли для него минута разочарования?… Мы не должны от себя скрывать, что Россия входит в новую, еще небывалую эру, и потому на будущее преступно было бы правительству смотреть, так сказать, сложа руки. Так, мы должны быть готовыми ко всему…»

К ноябрю 1860 г. редакционные комиссии подготовили проекты документов, согласно которым помещичьи крестьяне освобождались от крепостной зависимости и наделялись в их собственность за выкуп усадебной и пахотной землею.

28 января 1861 г. обсуждение проекта о крестьянах прошло на общем собрании Государственного совета. Заседание открыл император Александр II. «Дело об освобождении крестьян, которое поступило на рассмотрение Государственного совета, по важности своей я считаю жизненным для России вопросом, от которого будет зависеть развитие ее силы и могущества, – сказал он. – Я уверен, что вы все, господа, столько же убеждены, как и я, в пользе и необходимости этой меры. У меня есть еще другое убеждение, а именно что откладывать этого дела нельзя; почему я требую от Государственного совета, чтобы оно было им кончено в первую половину февраля и могло быть объявлено к началу полевых работ… Повторяю – и это моя непременная воля, – чтоб дело это теперь же было кончено».

Заседания продолжались две с половиной недели. В эти дни чиновник Министерства внутренних дел М.И. Топильский был послан в Москву с секретной миссией: просить митрополита Московского Филарета (Дроздова) составить текст манифеста, извещающего русский народ о важнейшем событии (вариант, написанный Ю.Ф. Самариным, был отвергнут императором). Московский святитель настроен был скептически к делу эмансипации, предвидя недовольство обеих затронутых ею сторон. Но он согласился, и в несколько дней новый текст был написан.

Освобождение крестьян

Все годы, пока разрабатывалась реформа, крестьяне с необыкновенным терпением выжидали решения своей участи. Противники освобождения не раз указывали Александру Николаевичу на «потенциальную угрозу» со стороны мужиков, предостерегали от возможных волнений и бунтов. Царь отвечал просто: «Не верю этому!» До него доходили сведения о полном спокойствии среди крестьян. В то же время обольщаться этим затишьем было бы опрометчиво.

Вероятно, что сам Царь-Реформатор не сознавал во всем объеме громадность начатого им дела, но революционное значение дела ему было понятно. Ясен был разрыв с социально-экономическими устоями старого общества, хотя перспективы нового строя виделись туманно… И доходили до него резкие разговоры оппозиционного к реформам дворянства. Одним из выразителей таких настроений оставался отставной генерал Л.В. Дубельт. «Пусть Государь не думает, – писал он в дневнике, – что, дав свободу крестьянам, не нужно будет более или менее изменить образ нашего правления. А малейшее изменение сделает в Престоле щели и подкопает его. Тогда и без журналов, и не умея их даже читать, русский народ через полвека провалится в ту же пропасть, в которой теперь барахтаются свободные европейские народы… Наш народ от того умен, что тих, а тих оттого, что не свободен. И если Россия цела, так именно потому, что она не свободна».

Александр Николаевич понимал, что пять лет назад мог бы попробовать сохранить весь николаевский строй, устранив наиболее вопиющие злоупотребления и ужесточив полицейский режим. Так было бы проще и всем понятнее. Но жизнь потребовала перемен, он отозвался на это требование… и теперь сам страшился вызванных им к жизни преобразований.

18 февраля поздним вечером император отправился в Петропавловскую крепость. Александр Николаевич помолился на гробнице своего отца, завещавшего ему дело освобождения.

Что он переживал? Нам это трудно даже вообразить, вероятно, не только радость и усталость, но и тревогу.

В Государственном совете при голосовании проектов по делам освобождения голоса разделились: 30 против 15, 14 против 31 и т. д. Он утвердил мнения эмансипаторов, даже если они оказывались в меньшинстве.

На последнем заседании Государственного совета Александр Николаевич прочитал вслух полученное им анонимное письмо, в котором его винили в пренебрежении к закону, в грабеже чужой собственности, предупреждали о «ножах», которые «точат на него и на все его семейство»… Но он не дрогнул.

19 февраля после совершения Литургии в Большой дворцовой церкви, после завтрака в семейном кругу с неизменной чашкой кофе император направился в свой кабинет. По дороге еще раз зашел в церковь и помолился.