Три судьбы

Платон сосредоточенно изучал свои ногти. Валентин понаблюдал немного за этим глубокомысленным процессом и, вздохнув, нанес последний удар:

– Но, знаешь, ты меня почти убедил. Что-то в твоем стремлении к самостоятельности есть разумное. Может, это еще полезнее Англии окажется. Давай, дерзай. Вот прямо сейчас и начни.

– Как это?

– Да обычно. К примеру, можешь, как это модно нынче, припасть к корням. Отправиться на бабушкину родину.

– Какую еще бабушкину родину? Ты же сам рассказывал, что Гесты чуть не с петровских времен тут обосновались.

– Гесты – да. Но у тебя две бабушки. Мама твоей мамы родилась в Атяшево. Правильно, Лель? – Он только сейчас заметил, что жена стоит в дверях. И похоже, уже довольно долго.

– Это… где? – почти испуганно спросил Платон. – В Сибири? В Заполярье?

– Ну что ты, гораздо ближе. Райцентр в республике Мордовия. Сказочные места. Нет, я не шучу. Чистейший воздух, пейзажи, люди милейшие. Ну и возможность попробовать себя. Приехать, найти работу – не в каком-нибудь скучном офисе, а реальную, где руки потребуются. Начинать, конечно, с самого низа придется, но чем не проверка собственных сил? Будь мне восемнадцать лет, я, пожалуй…

– Пап, ты издеваешься? А как же учеба?

– Учеба? Какие проблемы с нынешними-то технологиями? Интернет везде, так что заочное обучение от очного мало чем отличается. Не то что двадцать – тридцать лет назад. Отличный опыт самостоятельности, по-моему.

– Думаешь, мое место в деревне? – Платон изо всех сил бодрился, стараясь не показать, что испуган.

«Да, – подумал Валентин, – экие дети нынче нежные!»

– Ну не такая уж там и деревня. Но если тебе очень не хочется покидать родной Питер, ладно, попробуй быть самостоятельным здесь. Для начала найди себе ночлег на ближайшие дни, найди работу какую-нибудь… Например, дворником. Глядишь, еще и служебное жилье дадут… Видишь, вот уже два варианта начала самостоятельной жизни. Только… – Он усмехнулся. – Почему ты, собственно, у меня спрашиваешь – как? Ты же хочешь свою жизнь сам устраивать, вот и давай. Я-то свою уже устроил.

– Ты меня из дому выгоняешь?

– Да боже упаси! Я просто объясняю, как должен вести себя самостоятельный человек.

– Лень…

Леля сигнализировала глазами: пожалуйста, не пережимай. Он только улыбнулся в ответ.

– Либо ты устраиваешь свою жизнь по собственному разумению – тогда, разумеется, сам, все сам. Либо пользуешься удачной возможностью и едешь в эту, черт бы ее побрал, Англию. Твоя жизнь – твой выбор.

Ему вовсе не хотелось сына унижать. Однако последнее слово в ненормальном этом споре должно было остаться за ним, за Валентином. Неприятно, но куда денешься. Вряд ли он достиг бы таких успехов в бизнесе, если бы давным-давно не понял: бунт на корабле должно подавлять. Иначе сожрут и косточек не оставят. И подавлять ведь не обязательно только насилием. Можно и похвалой, и лаской. Между «купить» и «запугать» разница невелика. «Покупать» приятнее, это да. Но иногда и без кнута не обойтись. Как сейчас. В стае может быть только один вожак. Платону до вожака еще расти и расти. Взрослый он, подумать только!

Но попытка сына взбунтоваться его не рассердила. Скорее даже наоборот. Ничего так мальчик подрастает. Не совсем, оказывается, тюфяк и мямля. Есть там характер, есть. Что ж, неплохо. Ему ведь когда-нибудь придется возглавить созданную Валентином империю. Стать вожаком. И то, что он сейчас пытается тявкать, – это похвально. Пресекать подобные попытки следует, однако сами по себе они – да, движение в правильном направлении. Конечно, держать себя в руках не умеет, но это дело наживное. Придется научиться. Либо ты умеешь сохранять хладнокровие, либо ситуации начинают выходить из-под твоего контроля, и – отправляйся тогда восвояси. Куда-нибудь.

И зря Леля так на него смотрела: не стоит принимать подобные взбрыки близко к сердцу.

– А если я просто откажусь? Что сделаешь? Под конвоем отправишь? Запрешь? Или наоборот выгонишь? Делай, что хочешь, я не поеду.

Ну да, ну да, падаем на пол и вопим на весь магазин: «А я эту хочу!» Разговаривать с закусившим удила подростком (хоть и совершеннолетний, но по сути-то мальчишка совсем) – занятие бессмысленное. Усмехнувшись, Валентин глядел на бунтующего сына выжидательно. «Атмосфера была накалена, – вспомнилось ему вдруг, – накалена, как утюг, атмосферой можно было гладить брюки».

Леля захлопотала, пытаясь разрядить обстановку:

– Лень, ужинать не пора? Платон, иди руки мыть…

– Мне не положено, – огрызнулся сын. – Кто не работает, тот не ест, так ведь? Я должен идти разгружать вагоны, потому что пора зарабатывать на кусок хлеба.

– Ты? Вагоны? – презрительно выплюнул Валентин и тут же пожалел. Реплика была безусловно лишней. Мальчишка, конечно, о вагонах или дворницких лопатах знает исключительно понаслышке (сколько написано про «поколение дворников и сторожей», нынешним юнцам это романтикой кажется!), так что да, Валентина «зацепило». Но идти на поводу у эмоций, пусть и оправданных, совсем не дело.

– Да я лучше сдохну под этими вагонами, чем еще хоть крошку, хоть копейку…