Ларионыч был украинцем, родился в семье военного из Восточной Украины, но его род восходил к Западной Украине, к старинной украинско-польской семье, издавна посылавшей своих сыновей на военную службу отечеству. Срочную службу в армии он проходил в Средней Азии, сражаясь с басмачами. Из-за его высокого роста и крупного телосложения, по его словам, ни одна лошадь долго его не выдерживала, и Ларионыч вынужден был пересесть на корабль пустыни – верблюда. Через три года его взяли на службу в НКВД и перевели в Москву. Вскоре он был направлен на охрану высших лиц государства. Вследствие того, что Ларионыч был похож на Вячеслава Михайловича Молотова – народного комиссара иностранных дел – его прикрепили к его личной охране.
Бывая вместе с Молотовым на Ближней даче Сталина в Кунцево, Ларионыч обратил внимание на задорную и вечно в движении девочку, дочку Сталина Светлану или Сетанку – так называл ее отец. Она знала почти всех гостей отца по имени, к каждому имела свой особый подход, и каждый гость отвечал ей своим особым вниманием. Ларионыча она отметила уже в первый его визит на дачу – большой дядя с крупным носом и широченной улыбкой на лице смотрел на нее заразительно смешно и весело, – но подошла к нему ни сразу.
В тот день Ларионыч осторожно уселся на легкий стул, который жалобно затрещал под его телом, поближе от стола на лужайке перед зданием дачи, за которым, уткнувшись в документы, сидели только Сталин и Молотов. Рядом стоял, опершись на спинку стула, Берия. Ларионыч достал из кармана газету и тоже погрузился в чтение. Светлана, видя, что отец занят, стала кругами ходить вокруг Ларионыча, дождавшись, когда он аккуратно сложил газету, засунул ее обратно в карман и посмотрел на Светлану. Она остановилась. Улыбка Ларионыча увеличилась в размере. Это был сигнал для Светланы – в следующую секунду она уже сидела у него на коленях, рассматривала его значки на груди, трогала ремень на поясе и портупею. Ларионыч попытался поудобнее пересадить ее на коленях, взяв ее под мышки, как в тот же момент Светлана, видя, что его руки заняты, попыталась потрогать огромную кобуру его пистолета. Ларионыч, держа на весу Светлану, локтем правой руки, быстро, но нежно отвел руку девочки в сторону. В тот же миг он ощутил на себе чей-то взгляд. Он повернул голову – на него пристально, с недовольной миной на лице, смотрел Берия. Сталин и Молотов сидели спиной.
Постепенно Ларионыч стал, наверное, самым любимым «гостем» для Светланы на даче. Сталин тоже это заметил и не мешал дочке общаться с охранником. Берия напоминал не терять бдительность.
Светлана давно заметила, что отец в хорошем расположении духа любил подшутить во время застолья над своими гостями, например, подкладывал на стул помидор, и громко смеялся над несчастным, который, недоглядев, усаживался на спелый помидор и под хохот оставшихся спешил в туалетную комнату. Конечно, порой «несчастный», глядя на помидорную мину, осознанно жертвовал собой, стремясь доставить удовольствие вождю. Почему-то чаще всего жертвой вождь выбирал Хрущева. Бедный Никита Сергеевич, отправляясь на дачу к Сталину, всегда не забывал взять с собой брюки и комплект сменного белья. Переняв от отца привычку подшутить, Светлана с удовольствием подшучивала над Ларионычем. Молодой и неженатый украинец, выросший в многодетной семье, где не прекращались детские проделки, к которым любящие родители относились с веселой снисходительностью, сам любил маленьких детей и позволял им «издеваться» над собой. Сидя, как всегда, в стороне на стуле с неизменной газетой, Ларионыч позволял Светлане «незаметно» для него подкрасться сзади и привязать себя через портупею к стулу. Затем она в стороне терпеливо ждала, когда он прочитает газету и встанет со стула. Ларионыч разыгрывал чуть ли не падение, а Светлана заливалась таким хохотом, что испуганные воробьи срывались с веток и улетали. Молотов смеялся вместе со Светланой. Сталин снисходительно улыбался. Берия выказывал крайнее недовольство.
Было уже далеко за полночь, когда Светлана заснула на коленях у Ларионыча в затемненном салон-вагоне. Няня уже наведывалась в салон, но видя «любящую парочку» за чтением, не стала им мешать. Ларионыч взял Светлану на руки и отнес в купе. Положив ее на приготовленную постель, он пожелал Александре Андреевне спокойной ночи и возвратился к своей газете. На столе осталась недоеденная горка конфет.
Отсутствие оружия в кобуре Ларионыча ни в коей мере не свидетельствовало о его невооруженности, о его несерьезном отношении к службе. Напротив, он был достаточно вооружен и без пистолета в кобуре и в любой момент мог оказать достаточно эффективное сопротивление и надежно защитить вверенное ему для охраны лицо, тем более, когда речь шла о ребенке, дочери самого Сталина. Неспроста Иосиф Виссарионович, видя привязанность Светланы к Ларионычу и поинтересовавшись у Власика его службой, на время поездки «отобрал» Ларионыча у Молотова, хотя Вячеслав Михайлович был огорчен: он собирался в поездку.