В первом дворе в углу был сооружен деревянный стенд, на котором висело несколько карт звездного неба. За столиком, заваленным бумагами, на небольшом возвышении стоял человек в тюрбане. Над его головой висел плакат: «Астрология, хиромантия, предсказание будущего! Ваш гороскоп обойдется вам всего в пятьдесят пфеннигов!» Вокруг теснилась толпа. Резкий свет карбидного фонаря вырывал из темноты восковое сморщенное личико провидца. Он настойчиво убеждал в чем-то слушателей, которые молча смотрели на него — теми же отсутствующими и потерянными глазами людей, ожидавших чуда, что и у посетителей собраний со знаменами и оркестрами.
— Отто, — сказал я Кестеру, шедшему впереди меня, — теперь я знаю, чего хотят эти люди. Не нужна им никакая политика. Им нужно что-то вроде религии.
Кестер обернулся.
— Ну конечно. Они хотят снова во что-нибудь верить. Все равно во что. Потому-то они такие фанатики.
Во втором дворе мы обнаружили пивную, в которой проходило собрание. Все окна были освещены. Внезапно там раздался какой-то шум, и тут же как по команде откуда-то сбоку во двор вбежало несколько молодчиков в кожаных куртках. Пригибаясь, они под окнами пивной проскользнули к входной двери; передний рванул ее, и все устремились внутрь.
— Ударная группа, — сказал Кестер. — Иди сюда, станем тут у стены, за пивными бочками.
В зале поднялся рев и грохот. В следующее мгновение раздался звон стекла и кто-то вылетел из окна. Тут же распахнулась дверь, и через нее во двор стала вываливаться плотно сбившаяся куча людей. Передних сбили с ног, задние падали на них. Какая-то женщина с истошными криками о помощи побежала к воротам. Затем из пивной выкатилась вторая группа. Люди с ожесточением вцеплялись друг в друга, дрались ножками стульев и пивными кружками. Гигант плотник выдрался из толпы, встал чуть в сторону, и всякий раз, как перед ним оказывалась голова противника, он размахивался и ударял по ней рукой, загоняя противника обратно в свалку. Плотник проделывал это совершенно невозмутимо, точно колол дрова.
В дверях пивной уже застрял новый клубок людей. Среди них, метрах в трех от себя, мы вдруг увидели всклокоченную соломенную шевелюру Готфрида, в которую вцепился какой-то усатый лихач.
Кестер пригнулся и исчез в людском месиве. Через несколько секунд усатый отпустил Готфрида, с выражением крайнего удивления он вскинул руки и рухнул как подрубленное дерево. В следующее мгновение я увидел, как Отто тащит Ленца за шиворот.
Ленц упирался.
— Да отпусти ты меня... ну хоть на минуту, Отто... — задыхался он.
— Не дури, — кричал Кестер, — сейчас полиция явится! Бежим! Вот сюда!
Мы кинулись через двор к темному подъезду. Медлить было нельзя. Во дворе уже раздались пронзительные свистки, замелькали черные кивера, полиция оцепила двор. Скрываясь от облавы, мы взбежали вверх по лестнице. За тем, что происходило дальше, мы наблюдали из окна. Полицейские работали блестяще. Перекрыв все выходы, они вклинились в толпу, расчленили ее и тут же стали выволакивать из нее людей и запихивать их в машины. Одним из первых — плотника, который с ошалелым видом им что-то доказывал. Позади нас стукнула дверь. Высунула голову какая-то женщина в одной сорочке, с голыми худыми ногами и свечой в руке.
— Это ты? — спросила она недовольно.
— Нет, — сказал Ленц, к которому вернулось самообладание. Женщина захлопнула дверь. Ленц осветил карманным фонариком табличку на ней. Ждали здесь Герхарда Пешке, каменотеса.
Внизу все стихло. Полиция отбыла, двор опустел. Мы подождали еще немного и стали спускаться по лестнице. За какой-то дверью в темноте плакал ребенок. Он плакал тихо и жалобно.
— Он прав, что оплакивает нас заранее, — сказал Ленц.
Мы пересекли последний двор. Покинутый всеми астролог стоял у карт звездного неба.
— Не желаете получить гороскоп, господа? — крикнул он. — Или узнать будущее по руке?
— Валяй, — сказал Готфрид и протянул ему руку.
Астролог какое-то время изучал ее.
— У вас порок сердца, — заявил он затем решительно. — Чувства у вас развиты сильно, но линия разума очень коротка. Зато вы музыкальны. Вы человек мечтательный, но как супруг никуда не годитесь. И все же я нахожу здесь троих детей. Вы дипломат по натуре, у вас скрытный характер, жить будете долго, до восьмидесяти лет.
— Вот это верно, — сказал Готфрид. — Моя фройляйн матушка тоже всегда говорила: кто зол, тот проживет долго. Мораль — это человеческая выдумка, а вовсе не сумма жизненного опыта.
Он заплатил астрологу, и мы пошли дальше. Улица была пустынна. Дорогу нам перебежала черная кошка. Ленц ткнул в ее сторону пальцем.
— Теперь, однако, полагается поворачивать оглобли обратно.
— Пустяки, — сказал я. — До этого нам попалась белая. Так что одна уравновешивает другую.
И мы пошли дальше. По другой стороне улицы навстречу нам шли четверо молодых парней. Один из них был в новеньких кожаных крагах светло-желтого цвета, остальные в сапогах военного образца. Они внезапно остановились и уставились на нас.