Три товарища

— Вот он! — крикнул вдруг малый в крагах и бросился через улицу к нам. В следующее мгновение прогремели два выстрела, малый отскочил в сторону, и вся четверка пустилась наутек. Я увидел, как Кестер хотел было рвануться за ними, но тут же как-то странно осел, издал дикий сдавленный вопль и, выбросив вперед руки, попытался подхватить Ленца, рухнувшего на брусчатку.

Сначала мне показалось, что Ленц просто упал, потом я увидел кровь. Кестер распахнул куртку и разодрал на Ленце рубашку; кровь хлестала струей. Я зажал рану носовым платком.

— Побудь здесь, я сбегаю за машиной! — крикнул Кестер и побежал.

— Готфрид, — сказал я, — ты слышишь меня?

Лицо Ленца посерело. Глаза были полузакрыты. Веки не шевелились. Одной рукой я поддерживал его голову, другой — крепко прижимал платок к ране. Я стоял возле него на коленях, пытаясь уловить хоть вздох или всхрип, но не слышал ничего — и кругом тишина, нигде ни звука, бесконечная улица, бесконечные ряды домов, бесконечная ночь, — я слышал только, как на камни тихо струилась кровь, и я знал, что так уже было однажды и что это не могло быть правдой.

Подлетел на машине Кестер. Он откинул спинку левого сиденья. Мы осторожно подняли Готфрида и уложили его. Я вскочил в машину, и Кестер помчался. Мы подъехали к ближайшему пункту «скорой помощи». Осторожно затормозив, остановились.

— Посмотри, есть ли там врач, — сказал Кестер. — Иначе придется ехать дальше.

Я вбежал в помещение. Навстречу мне попался санитар.

— Есть тут врач?

— Да. Вы привезли кого-нибудь?

— Да. Пойдемте со мной. Возьмите носилки.

Мы положили Готфрида на носилки и внесли его. Врач с закатанными рукавами был уже наготове.

— Сюда! — показал он рукой на плоский стол.

Мы поставили носилки на стол. Врач опустил лампу, приблизив ее к самой ране.

— Что это?

— Револьвер.

Он взял ватный тампон, вытер кровь, пощупал пульс, выслушал сердце и выпрямился.

— Поздно. Сделать ничего нельзя.

Кестер уставился на него.

— Но ведь пуля прошла совсем по краю, ведь это не может быть опасно!

— Здесь две пули, — сказал врач.

Он снова вытер кровь. Мы наклонились. Наискось и пониже от той раны, из которой текла кровь, мы увидели другую — маленькое темное отверстие около сердца.

— Он умер, по-видимому, почти мгновенно, — сказал врач.

Кестер выпрямился, не отрывая глаз от Готфрида. Врач закрыл раны тампонами и заклеил их полосками пластыря.

— Хотите умыться? — спросил он меня.

— Нет, — ответил я.

Теперь лицо Готфрида пожелтело, запало. Рот слегка искривился, глаза были полузакрыты, один чуть больше другого. Он смотрел на нас. Он непрерывно смотрел на нас.

— Как же это случилось? — спросил врач.

Никто ему не ответил. Готфрид смотрел на нас. Неотрывно смотрел на нас.

— Его можно оставить здесь, — сказал врач.

Кестер пошевелился.

— Нет, — возразил он, — мы его заберем.

— Это запрещено, — сказал врач. — Мы обязаны позвонить в полицию. И в уголовный розыск. Надо ведь сразу же предпринять все возможное, чтобы найти преступника.

— Преступника? — Кестер с недоумением посмотрел на врача. Но потом сказал: — Хорошо, я поеду за полицией.

— Вы можете позвонить. Тогда они приедут скорее.

Кестер медленно покачал головой:

— Нет. Я лучше поеду.

Он вышел, и я услышал, как затарахтел мотор «Карла». Врач пододвинул мне стул.

— Не хотите ли пока посидеть?

— Спасибо, — сказал я и остался стоять. Яркий свет все еще падал на окровавленную грудь Готфрида. Врач поднял лампу повыше.

— Как же это случилось? — снова спросил он.

— Не знаю. Видимо, обознались.

— Он воевал? — спросил врач.

Я кивнул.

— Это видно по шрамам, — сказал он. — И рука у него прострелена. Он был ранен несколько раз.

— Да, четыре раза.

— Какая подлость, — сказал санитар. — Молокососы паршивые. Они-то в ту пору еще лежали в пеленках.

Я не ответил. Готфрид смотрел на меня. Смотрел неотрывно.

Прошло много времени, прежде чем вернулся Кестер. Он вернулся один. Врач отложил газету, за которой коротал время.

— Приехали сотрудники полиции? — спросил он.

Кестер молча стоял посреди комнаты. Он не слышал вопроса.

— Полиция здесь? — снова спросил врач.

— Да, — проговорил Кестер. — Полиция. Надо позвонить, чтобы они приехали.

Врач посмотрел на него, но ничего не сказал и направился к телефону. Несколько минут спустя явились два полицейских чиновника. Они сели за стол, и один из них стал записывать сведения о Готфриде. Не знаю почему, но теперь, когда он был мертв, мне казалось нелепостью говорить о том, как его звали, когда он родился и где жил. Я не мог оторвать глаз от огрызка черного карандаша, который чиновник то и дело слюнявил, и отвечал машинально.

Второй чиновник вел протокол. Кестер давал необходимые показания.

— Вы можете приблизительно описать убийцу? — спросил чиновник.

— Нет, — ответил Кестер. — Не обратил внимания.

Я мельком взглянул на него. И подумал о желтых крагах и униформе.

— Вы можете сказать, к какой политической партии он принадлежал? Вы не заметили каких-либо значков или формы?

— Нет, — сказал Кестер. — До того как раздались выстрелы, я ни на кого не обращал внимания. А потом, — он на секунду запнулся, — потом я был занят моим товарищем.