Три товарища и другие романы

В комнате было довольно темно, и в первое мгновение я никого не увидел. Лишь бледноватые пятна кроватей, пустые стулья, запертые дверцы шкафа.

— Вот он стоит! — выдохнула над моим плечом Фрида, снова протиснувшаяся вперед. Ее горячее дыхание обдало меня запахом лука. — Вон там, у окна.

— Нет, нет, — сказал Орлов, который быстро вошел в комнату и тут же вернулся. Он вытолкал меня в коридор и, взявшись за дверную ручку, прикрыл дверь. Затем обратился к остальным: — Вам лучше уйти. Не стоит смотреть на это, — медленно выговорил он немецкие слова с твердым, типично русским акцентом и остался стоять перед дверью.

— О Господи! — пролепетала фрау Залевски, отходя. Отступила на несколько шагов и Эрна Бениг. Только Фрида все пыталась протиснуться вперед и ухватиться за дверную ручку. Орлов оттеснил ее от двери.

— Будет действительно лучше… — снова сказал он.

— Сударь! — завопил вдруг наш финансист, распрямляя грудь. — Да как вы смеете! Вы, иностранец!..

Орлов невозмутимо посмотрел на него.

— Иностранец… — проговорил он. — Иностранец здесь ни при чем. Здесь это не важно…

— Он мертв, да? — не унималась Фрида.

— Фрау Залевски, — сказал я, — я тоже думаю, будет лучше, если здесь останетесь только вы да еще, может быть, мы с Орловым.

— Немедленно позвоните врачу, — сказал Орлов.

Георгий уже снял трубку. Все это длилось не больше пяти секунд.

— Я остаюсь! — заявил побагровевший финансист. — Как немец и мужчина я имею право…

Орлов пожал плечами и снова отворил дверь. Затем он включил свет. Женщины с криком отпрянули назад. С иссиня-черным лицом и вывалившимся черным языком в окне висел Хассе.

— Надо обрезать веревку! — крикнул я.

— Не имеет смысла, — сказал Орлов медленно, жестко и печально. — Мне это знакомо, такое лицо… Он уже несколько часов как мертв…

— Надо все-таки попытаться…

— Не надо… Пусть сначала придет полиция.

В ту же секунду раздался звонок. Явился врач, живший по соседству. Он только мельком взглянул на тощее надломленное тело.

— Предпринимать что-либо поздно, — вздохнул он. — Но все же попробуем искусственное дыхание. Немедленно позвоните в полицию и дайте мне нож.

Хассе повесился на толстом витом шнуре из шелка розового цвета — пояске от жениного халата, который он очень ловко прикрепил к крюку над окном, натерев предварительно мылом. Видимо, Хассе встал на подоконник и потом соскользнул с него вниз. Его руки были скрючены судорогой, на лицо было страшно смотреть. Как ни странно, но я отметил, что на нем был другой костюм, не тот, что утром, — он нарядился в свой парадный костюм из синей шерсти. Он также побрился и надел свежее белье. На столе были педантично разложены паспорт, сберегательная книжка, четыре купюры по десять марок, немного серебряной мелочи. Тут же два письма — одно жене, другое в полицию. Около письма к жене лежали серебряный портсигар и обручальное кольцо.

По всей вероятности, он долго и подробно обдумывал каждую мелочь и наводил порядок, ибо комната была прибрана безупречно, а осмотревшись внимательнее, мы обнаружили на комоде еще какие-то деньги и листок бумаги, на котором было написано: «Остаток квартплаты за текущий месяц». Эти деньги он положил отдельно, как будто желал показать, что они идут по другой статье, не связанной с его смертью.

В дверь позвонили, и вошли два человека в штатском. Врач, успевший тем временем снять труп, встал.

— Он мертв, — сказал он. — Самоубийство. Вне всяких сомнений.

Вошедшие ничего не ответили. Закрыв дверь, они внимательно осмотрели комнату, потом извлекли из ящика шкафа несколько писем, сличили почерк с письмами на столе. Тот, что был помоложе, понимающе кивнул головой.

— Кто-нибудь в курсе дела?

Я рассказал, что знал. Он снова кивнул и записал мой адрес.

— Можно его увезти? — спросил врач.

— Я заказал санитарную машину в больнице Шарите, — сказал молодой. — Должна вот-вот быть.

Мы стали ждать машину. В комнате было тихо. Врач опустился на колени возле Хассе. Расстегнув его одежду, он то растирал ему грудь полотенцем, то пытался делать искусственное дыхание. Было слышно, как воздух проникает в мертвые легкие и со свистом вырывается наружу.

— Двенадцатый на этой неделе, — сказал молодой человек.

— И все по той же причине? — спросил я.

— Нет. Из-за безработицы большей частью. Среди них два семейства целиком, в одном трое детей. Газом, разумеется. Когда травятся целыми семьями, то чаще всего газом.

Явились санитары с носилками. Вместе с ними в комнату влезла Фрида. Она так и впилась глазами в жалкое тело Хассе. Ее вспотевшее лицо покрылось алыми пятнами.

— А вам что здесь нужно? — грубо спросил ее тот, что был старше.

Она вздрогнула.

— Должна ведь я дать показания, — проговорила она, заикаясь.

— Вон! — рявкнул он.

Санитары накрыли Хассе одеялом и унесли его. За ними двинулись и оба чиновника. Документы они прихватили с собой.

— Он оставил деньги на погребение, — сказал молодой. — Мы передадим их по назначению. Когда появится жена, передайте ей, пожалуйста, чтобы зашла в полицию. Он завещал ей деньги. Остальные вещи можно пока оставить здесь?

Фрау Залевски кивнула: