Три товарища и другие романы

— Я думала. Я так много думала, Равич. О тебе, о себе. Ты никогда не хотел меня всецело. Ты, может, и сам об этом не знаешь. Но в тебе всегда оставалось что-то, наглухо для меня закрытое. Ты меня туда не пускал. А я так рвалась! Как я рвалась! И все время это чувство, будто ты в любую секунду можешь уйти навсегда. И никакой уверенности ни в чем. Тебя вот полиция сцапала, тебе уехать пришлось — но точно так же и что-то еще могло случиться, все время было чувство, будто ты не сегодня завтра исчезнешь, сам, по своей воле, куда вздумается, куда глаза глядят, и тебя просто больше не будет рядом…

Равич неотрывно смотрел на ее лицо, в темноте едва различимое. А ведь кое в чем она права.

— И всегда было так, — продолжала она. — Всегда. А потом вдруг появился кто-то, для кого я была желанна, кто хотел меня, и только меня, всецело и навсегда, просто и без всяких оговорок. Без сложностей. Я сперва потешалась, не хотела, играла с ним, настолько все это казалось легко, безобидно, в любую секунду отбросить можно, — а потом вдруг, незаметно как-то, это превратилось в нечто большее, влечение, что-то во мне тоже захотело, я противилась, только бесполезно, желание было как будто вне меня и сильнее меня, словно это какая-то часть меня, вырвавшаяся наружу, и она меня тащила. Это все равно как лавина: начинается медленно, ты даже смеешься, не понимая, что происходит, — и вдруг под ногами никакой опоры, и ухватиться не за что, и все рушится, и ты бессилен. Но это все было не мое, Равич. Мое — это ты.

Он выбросил сигарету в окно. Она светляком полетела в черноту двора.

— Что случилось, Жоан, то случилось, — сказал он. — Теперь уже ничего не изменишь.

— Да я и не хочу ничего менять. Само пройдет. Просто ты во мне. Почему я все время к тебе прихожу? Почему стою под дверью? Жду тебя, хоть ты меня вышвырнешь, а я все равно приду снова? Я знаю, ты мне не веришь, думаешь, у меня какие-то еще свои причины. Да только какие? Если бы то, другое, владело мной сполна, я бы не приходила. Я бы позабыла тебя. Вот ты решил, будто я ищу в тебе чувство опоры. Это не так. Я любви ищу.

Словеса, думал Равич. Красивые слова. Льстивый сладкоречивый елей. Помощь, любовь, единение, счастье после разлуки — слова, красивые слова. И ничего, кроме слов. Простое, дикое, дремучее влечение двух тел друг к другу — и сколько для него придумано всяких красивых слов! Какая над ним сияет радуга фантазий, лжи, чувств и самообманов! И вот этой ночью прощания он стоит, само спокойствие, во тьме, под сладостным дождичком красивых слов, означающих только одно: прощай, прощай, прощай. В любви только начни разговоры разговаривать — все, пропала любовь. У бога любви чело в крови. Он слов не жалует.

— А теперь тебе пора идти, Жоан.

Она встала.

— Но я хочу остаться. Позволь мне остаться. На одну эту ночь всего.

Он покачал головой.

— А обо мне ты подумала? Я же не бездушный автомат.

Она прильнула к нему. Он почувствовал: она вся дрожит.

— Все равно. Позволь мне остаться.

Он осторожно отстранил ее от себя.

— Если надумала тому, другому, изменять, зачем же начинать это прямо сейчас и непременно со мной? Он еще успеет от тебя натерпеться.

— Ну не могу я идти домой одна.

— Не так уж долго продлится твое одиночество.

— Да нет, я сейчас одна. Уже который день. Он уехал. Его нет в Париже.

— Вот как… — Равич сумел сохранить спокойствие. — Что ж, по крайней мере откровенно. Сразу понятно, что к чему.

— Я совсем не из-за этого пришла.

— Конечно, не из-за этого.

— Могла бы ведь и умолчать — никто за язык не тянул.

— И то правда.

— Равич, я не хочу идти домой одна.

— Тогда я тебя провожу.

Словно не веря себе, она осторожно отступила на шаг.

— Ты не любишь меня больше, — проговорила она тихо и почти с угрозой.

— Ты из-за этого сюда пришла? Именно это хотела выяснить?

— Да. И это тоже. Не только — но и из-за этого.

— Господи, Жоан, — вздохнул Равич, начиная терять терпение. — В таком случае будем считать, что ты выслушала сегодня одно из самых проникновенных признаний в любви, какие только бывают на свете.

Она молчала. Смотрела в упор и молчала.

— Подумай сама: иначе что бы мне помешало оставить тебя на ночь, плюнув на то, что ты с кем-то живешь?

На лице ее медленно проступила улыбка. Собственно, даже и не улыбка, а как бы сияние, разгоравшееся изнутри — словно в ней затеплился огонек, и свет медленно поднимался снизу до самых глаз.

— Спасибо, Равич, — выдохнула она. А немного погодя, все еще не спуская с него глаз, робко спросила: — И ты меня не бросишь?

— Зачем ты спрашиваешь?

— Будешь ждать? Не бросишь меня?

— Сколько я тебя теперь знаю, опасность эта не слишком тебе грозит.

— Спасибо.

Она преобразилась на глазах. Как же быстро, однако, такое вот создание способно утешиться, подумал Равич. Но почему бы и нет? Она полагает, что добилась своего, хоть ей и не удалось остаться. А она вон тем временем уже его целует.

— Я знала, что ты такой. Будешь таким. Должен быть таким. Вот теперь я пойду. Не провожай меня. Теперь я и одна доберусь.

Она уже стояла в дверях.