Три желания, или дневник Варвары Лгуновой (СИ)

Я не готова и истерики катать буду.

— Я не могу без него, — не обращая внимания на слезы и сжимая мамины руки, которыми она прижимала меня к себе, шептала я, — но и в гору я больше не смогу его отпустить, а он не может без них. Он ведь догадывается об этом и поэтому мне не отвечает, да?

Мне кажется, что да.

Дэн понимает, что это тупик, конец.

Мы вообще не должны были знакомиться, потому что… слишком больно…

Я сплю весь день, просыпаюсь урывками, ловя шепот родителей и снова проваливаясь в забытье. После трех бессонных ночей и всех треволнений — реакция нормальная, как сказал бы Ромка с видом профессионала, у которого диплом в кармане и ординатура за плечами.

Встаю, когда уже темнеет, но на часах еще только девять, просто осень подкрадывается как всегда внезапно.

Шатаясь и разлепляя глаза на ходу, выползаю на кухонный свет, как медведь из берлоги. Родители сидят за столом и тихо о чем-то переговариваются, замолкая и улыбаясь при моем появлении.

На всю квартиру одуряюще пахнет блинами, и, кажется, именно на их запах я и вышла.

— Дочь, у тебя возмутительно пустой холодильник, — заявляет мама и встает. — Чем ты питаешься?

— Он не пустой, — я пытаюсь протестовать и вспомнить, что ж там есть, — сыр там точно лежит. И молоко.

— Ребенок, двухнедельное молоко — это уже простокваша, — заботливо делится родительница и водружает передо мной кружку с поднимающимся паром и волшебным ароматом.

— Сбитень, — я тяну довольно и грею руки об кружку, — мам, я тебе люблю.

Папа фыркает, и приходиться заверить, что его тоже люблю.

— Но маму сейчас больше, — добавляю коварно со смешком.

Потому что сбитень с блинами — это тоже детство и фирменная панацея мамы от всех проблем. И я съедаю почти всю тарелку с блинами, напичканными всевозможной начинкой.

До магазина родители точно успели прогуляться, потому что рыбы и икры дома точно не было.

— Ребенок, мы тут посовещались, — говорит папа, когда я пытаюсь съесть еще вон тот с клубникой, и косится на маму, — у нас послезавтра теплоход.

— Опять идете до Астрахани? — бубню с набитым ртом, потому что с клубникой в меня все же влезло.

Пермь-Астрахань-Пермь в конце августа — это уже традиция и в общем-то можно даже не спрашивать.

Теплоход всегда «Минин» и города, в которых остановка, одни и те же. Я до сих пор помню все с детства.

— Да, — родители переглядываются и…

— Может ты с нами, а? — предлагает папа.

— Правда, Варь, подумай, — добавляет мама, — две недели, отдохнешь и мысли… устаканятся.

— А билеты? — спрашиваю растерянно.

Предложение неожиданное, но…

— А дядя Дима на что? — приподнимает брови папа и улыбается.

Про дядю Диму — капитана и друга семьи — я совсем забыла.

— Тогда согласна.

Я улыбаюсь, чувствуя, что решение правильное.

Мне нужно время.

И я слишком давно не видела шлюзы и Елабугу.

20 августа

Самолет прилетает в час дня.

Мне сообщает Григ и интересуется сама я доберусь или захватить по пути. Отвечаю, что сама, и около часа брожу по квартире и думаю.

А потом собираю впопыхах вещи и вызываю такси.

Одну ночь Савелий Евстафьевич вполне переживет, если помимо родителей, которым он приказал явиться, у него переночую еще я.

Благо со спальными местами и комнатами проблем нет.

Когда я затаскиваю чемодан на нужный этаж и от души стучу молотком, время почти двенадцать.

— Господи, Варвара Алексеевна, — страдальчески стонет Савелий Евстафьевич, распахивая дверь, — что ты долбишь? Наступил конец света, а мне опять не сказали?

— Я вас тоже рада видеть, дядь Сава, — я, подпрыгнув, целую его в небритую щеку и почти всучиваю мой прекрасный розовенький чемодан, — вернусь вечером, родителям привет.

И сбегаю вниз по лестнице быстрее, чем Савелий Евстафьевич успевает опомниться и закидать вопросами.

Правда, он все равно перешивается через перила и орет:

— Куда ты, бессовестное дитя?!

В аэропорт.

Мне надо убедиться лично, что с Дэном все в порядке.

Я немного опаздываю и появляюсь, когда Дэн в большой толпе уже подходит к выходу.

Стеклянные двери разъезжаются, и они вываливаются на улицу.

Смеются, галдят.

Людей слишком много, и я вижу какие-то камеры, блондинку с микрофоном, девушек с цветами, Олесю, что висит на Вадиме, и рядом идущего Дэна.

Он цел.

И не улыбается как остальные.

Идет вперед, почти грубо распихивая людей, и неожиданно запинается, а потом поворачивает голову в мою сторону.

Я стою сбоку от входа, не дойдя метров пятьдесят.

Наши взгляды встречаются, и его глаза на миг вспыхивают, чтобы тут же потухнуть. Еще мгновение и он отворачивается, а я слышу, как меня окликают.

Всего мгновение, но его хватает, чтобы сказать всё без слов.

«Я не хочу заставлять тебя выбирать, поэтому ухожу сама. Береги себя», — говорю я.

«Ты права, так будет лучше, и я не буду тебя останавливать. Я сразу не должен был за тобой ехать и верить в какой-то шанс для нас. Прости», — отвечает он.

Кафешка располагается на первом этаже старинного здания и вход-выход со стороны набережной. Мы садимся на летней веранде, потому что погода хорошая и потому что вид на искрящуюся от солнца реку, что катится внизу, под пригорком, тоже неплох.

Мы — это я и Гордеев.