Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга первая

Другой вид контекста, принятый мной во внимание в данном письме, носит биографический характер. Картины Сезанна, например, ничего не теряют, если мы имеем самое смутное представление о жизни художника. Напротив, творения Ван Гога или Гогена утрачивают нечто существенное, когда они воспринимаются вне биографического контекста. То же можно сказать и о Сегантини. Подобно Ван Гогу, он мечтал о создании братства художников. Как Гоген стремился вырваться из Франции на Таити, дабы обрести там утраченный рай, так и Сегантини искал себе прибежище на высотах Альп…

Конечно, Вы все это знаете, и не надо распространяться на биографические темы, отмечу только два момента, меня лично глубоко затронувшие… всего несколько слов…

В биографии Сегантини есть моменты, полные символическо-экзистенциального смысла: своего рода знаки, указующие на метафизические корни личности. Трудно себе представить более неблагоприятные условия, чем те, в которых проходило его детство. Мальчик рос без отца, который бросил семью. В год своего рождения — 1858 — он лишился старшего брата, погибшего в результате пожара. В семь лет Сегантини потерял и мать. Отец передал его своей дочери от первого брака, которая не только не заботилась о своем сводном брате, но даже по трудно представимым причинам возненавидела его. Она добилась лишения будущего художника итальянского гражданства (Северная Италия тогда, как Вам известно, входила в состав Австрии). Все последующие попытки Сегантини получить итальянское гражданство не увенчались успехом, и до конца жизни он оставался человеком, имеющим лишь «sans-papiers-Status», так сказать, беспаспортным бродягой: обстоятельство, травмировавшее его психически и причинявшее немалые трудности в жизни. Как насмешку судьбы можно воспринять факт выдачи Сегантини швейцарского гражданства посмертно. В этой «беспаспортности» художника я усматриваю символический смысл: человек, приносящий новые духовно-творческие импульсы в мир в той или иной форме, говоря библейским языком, странник и пришелец, не имеющий здесь на Земле пребывающего града. «Не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего» (Евр. 13, 14).

Не выдержав атмосферы холодной враждебности, мальчик бежал из дома своей сводной сестры и некоторое время жил беспризорником на улицах Милана. Затем был отловлен полицией и помещен в специальное воспитательное учреждение, где его стали обучать на сапожника. При всем том никто не озаботился научить ребенка чтению и письму. Трудно сказать, как сложилась бы дальнейшая судьба Сегантини, если бы не один католический священник, заметивший в мальчике художественные задатки и направивший его на новый путь.

Насколько мне известно, никто из художников второй половины XIX в. не имел такого тяжелого детства и не начинал — в образовательном смысле — с такого полного нуля. Не вдаваясь более в биографические детали, хочу обратить Ваше внимание на следующие моменты:

1) раннее знакомство Сегантини с нуждой, сиротством, гонимостью, смертью ближних отразилось на его постоянном интересе к этим темам в своем искусстве, т. е. источник его образов экзистенциально-опытный, а не литературный;

2) имея собственный опыт соприкосновения с трагическими основами человеческой жизни, Сегантини стремился к их преображению путем перманентного трансцендирования, внешне выражавшегося в его устремлении в горы; здесь явно прослеживаются параллели с темами Ницше в «Так говорил Заратустра», любимой книге Сегантини;

3) наличие могучих художественных задатков, проявившихся вопреки наследственности и тяжелейшим жизненным обстоятельствам, что наводит на мысль об их чисто духовном источнике за чертой физической жизни, если допустить реальность человеческого предсуществования (мысль, не чуждая Флоренскому и Булгакову, не говоря уже о Бердяеве и Андрее Белом).

Вот эти моменты и хочется принять во внимание, прежде чем приступить к рассмотрению картины Сегантини в ANG. Она может быть охарактеризована словами Кандинского, находившего в итальянском мастере способность, «несмотря на видимо материальную форму, создать абстрактные образы». «Абстрактное» в данном случае синонимично конкретно-духовному: метафизическому. «Видимо материальная форма», включая сюда и сюжетный аспект композиции, вполне литературно описуема и находится в прямой связи с традицией жанровой живописи XIX в.

Название картины — «Возвращение на родину». Тут нельзя не отметить некоторой насыщенной символическим содержанием двусмысленности: у Андрея Белого есть роман «Записки чудака», имеющий второе название «Возвращение на родину»: под этим «возвращением» Белый имел в виду возвращение человека на свою подлинную Родину — в духовный мир после мучительного земного странствия[85]. Предполагаю, что такая мысль была не чужда и самому Сегантини, если попытаться прочитать «шифр», скрытый в самой композиции.