Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга первая

На картине изображена убогая телега, влачимая понуро опустившей морду лошадью. На телеге черный гроб, закрепленный толстым канатом. Ко гробу в немом отчаянии припала девушка в темном одеянии. Рядом идет плачущая женщина. За телегой — еле бредущая собака. По свидетельству самого художника, сюжет картины навеян встречей с похоронной процессией в Граубюндене. Существенно, однако, что Сегантини написал сцену безысходного горя маленькой полунищей семьи, потерявшей сына и брата, на фоне величественного горного пейзажа в Энгадине, таким образом синтезировав два разнородных элемента для усиления символического смысла «Возвращения». Уже это сознательное противопоставление устремленных ввысь альпийских вершин, вдохновлявших творца Заратустры, и нищенской телеги с гробом показывает, в каком направлении нужно прочитывать художественный шифр всей композиции. Ее передний план представляет в натуралистически трактованной сцене («натуралистический символизм») трагический аспект человеческого существования. Фон же показывает как бы оборотную сторону медали: безмерное величие и красоту мироздания, с которым сливается душа, освобожденная от бремени телесности. И обе стороны составляют нераздельное и неслиянное единство, ставя нас перед тайной бытия.

Джованни Сегантини.

Возвращение на родину.

1895.

Новая национальная галерея. Берлин

Реалистические приемы письма Сегантини насыщаются символическим содержанием посредством продуманного композиционного и колористического решения. Картина в колористическом отношении представляет собой синтез двух миров: нижняя половина написана в подчеркнуто зеленовато-коричневатых тонах. Сама похоронная процессия сливается с этим земным прахом. Верхняя часть — небо — погружена в лиловую атмосферу. Горная цепь со снежными вершинами образует род связующего звена.

Михаил Врубель.

Демон поверженный (фрагмент).

1902.

ГТГ. Москва

Как ни странно, многое в «Возвращении» напоминает врубелевского «Демона поверженного» (1902). Обе картины вытянуты по горизонтали. Обе четко делятся на два плана. У Врубеля поверженный Демон лежит на фоне горной цепи, как и у Сегантини, окутанной лиловым сумраком. Для обоих художников лиловый цвет, несомненно, был насыщен мистическим содержанием. Удивительно соответствие между интуициями Александра Блока и живописцев, связывающих переживание лилового цвета со смертью. У Сегантини на фоне лилового неба влачится телега с черным гробом. У Врубеля — низверженный Демон в озлобленной и безысходной муке. Александр Блок созерцал сходную по смыслу имагинацию: «Если бы я писал картину, я бы изобразил переживание этого момента (речь идет о второй фазе развития русского символизма в начале XX в. — В. И.) так: в лиловом сумраке необъятного мира[86] качается огромный белый катафалк, а на нем лежит мертвая (курсив мой. — В. И.) кукла…». Лиловый цвет обостряет восприимчивость к таинственным соответствиям и соотношениям между земным и небесным мирами: «В лиловом сумраке нахлынувших миров уже все полно соответствий…» (А. Блок). В теософских описаниях человеческой ауры лиловому цвету придается особое значение. Ледбитер (как бы ни относиться к его личности, несомненно, что он обладал ясновидческими способностями и говорил об аурах на основании собственного опыта)[87] писал: «Светло-голубой цвет означает преданность некоторому благородному духовному идеалу, он постепенно переходит в светящийся лилово-голубой, который характеризует высокую духовность». Примечательно, что изображение неба на картине Сегантини является своего рода иллюстрацией к этому сверхчувственному наблюдению. Однако в отличие от Блока, Врубеля и Ледбитера творец «Возвращения на родину» остается в пределах «натуалистического символизма». Такое небо — лилово-голубое — можно видеть при закате на восточной стороне небосклона. Художник не разрывает покров природной иллюзии, но позволяет прочитать ее как шифр духовной основы бытия. Опять, повторяя Кандинского, скажу, что в этом отношении Сегантини является подлинным «искателем внутреннего содержания во внешних формах».