Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга первая

С одной стороны, можно было бы в беллетристической форме описать процесс герменевтического освоения выставки. Руфф — имя для меня новое[104]. Понадобилось некоторое время, чтобы встроить это имя в сложившийся в моем сознании образ ландшафта современного искусства (имею в виду последние пять-семь лет).

С другой стороны, теперь — по прошествии времени — первые герменевтические волнения улеглись и картина приобрела более четкие контуры. Даже эффект новизны несколько потускнел, когда обнаружились контексты произведений Томаса Руффа. Первое же впечатление было, действительно, ошеломляющим — и не в силу каких-то невероятных откровений в чисто художественном смысле, а именно из-за сходства с романом Уэльбека, только что прочитанным. Не прочитай я этот роман в апреле, то и выставка не произвела бы такого эффекта, и вряд ли бы хватило сил пробежать по ее пустынным залам. Именно поэтому я причисляю ее к числу выставок неслучайных, как бы вписанных предопределенным образом в метафизическо-кармический проект собственного внутреннего развития.

Не хочу утомлять собеседников описанием всех фаз моего герменевтического приключения (для этого пришлось бы прибегнуть к джойсовским приемам и превратить письмо в главу «Нового Улисса»). Лучше постараюсь кратко познакомить вас с результатами.

Вначале биографическая справка. Она мало интересна и скудна событиями. В этом отношении биография Уэльбека много красочней. Жизненный путь Томаса Руффа — по крайней мере внешне — весьма стандартен для современного преуспевающего интеллектуала и лишен авантюрных поворотов, украшающих жизнеописание французского писателя-изгоя. Не берусь, конечно, судить о внутренних конфликтах и проблемах, несомненно занимающих Руффа и в этом отношении сближающих его с Уэльбеком. Любопытно, что оба героя моего письма родились в один и тот же год: 1958. Уэльбек появился на свет в экзотических условиях: на принадлежащем Франции с 1642 г. вулканическом — и до начала XVI столетия необитаемом — острове Реюньон в Индийском океане неподалеку от Мадагаскара, а Руфф — в небольшом — известном с XII в. — баден-вюртембергском городке Целль-на-Хармерсбахе (Zell am Harmersbach im Schwarzwald) неподалеку от Фрайбурга.

Для Руффа все протекало в жизни до сих пор — в отличие от Уэльбека — по благополучному сценарию: такое по крайней мере производит впечатление биографическая справка в каталоге. С 1977 по 1985 г. художник обучался в знаменитой дюссельдорфской художественной академии у проф. Бернда Бехера (Bernd Becher, 1931–2007).

На этом имени «археолога индустриальной архитектуры» стоило бы остановиться подробней, хотя бы потому, что при знакомстве с его работами (уже по возвращении моем из Мюнхена) оригинальность Руффа несколько потускнела и выявилась большая степень зависимости от Бехера (хотя и не в осудительном смысле). Но для дальнейшего описания выставки этой проблемой можно пока пренебречь. Достаточно отметить лишь факт принадлежности Руффа к бехеровской «Fotoschule» («Becher-Schule»), представляющей собой одно из направлений концептуализма, однако этим не исчерпывающей набор своих эстетических предпосылок (например, минималистических; у самого Бехера, как мне кажется, они даже принимают порой аскетически-пифагорейский оттенок). Некоторые работы этого мастера напоминают мне метафизические («коллажные») исследования Шемякина в области сравнительной морфологии.

Сама дюссельдорфская «фотошуле», как я могу теперь судить после моей мюнхенской поездки, представляет собой интереснейшее явление в современном искусстве. Среди учеников Бехера кроме Руффа следует назвать еще несколько имен. Например, Andreas Gursky (1955). У него еще раньше Руффа была выставка в Haus der Kunst (2010) и тоже ретроспективного характера. К сожалению, в это время я уже покинул Мюнхен. Теперь придется наверстать упущенное по каталогам. Очень заинтересовало меня также творчество Томаса Струта (Thomas Struth, 1954). Он учился вначале у Рихтера, потом у Бехера. Это сочетание оказалось плодотворным: Рихтер приблизил живопись к фотографии, а ряд учеников Бехера — фотографию к живописи. Струта считают основателем «фотографической музеологии»[105]. В прошлом году во время моих странствий по Лувру мне пришла сходная мысль, которую я пытался реализовать при помощи своей «мыльницы» (для себя) и вот, пожалуйста, эта идея уже блестяще реализована на супертехническом уровне.

Некто-в — черном (со вздохом): Значит, говоришь, Струт…

После окончания Академии Томас Руфф остался в Дюссельдорфе и проживает по сей день на берегах Рейна. В 1999 г. получил профессуру в своей alma mater и унаследовал класс своего учителя («Becher-Klasse»). Выставлялся по всему миру. Стоит отметить ряд выставок в Нью-Йорке. Мюнхенскую ретроспективу можно рассматривать как знак его окончательного признания в качестве одного из ведущих мастеров в современном (немецком) искусстве.