Поэтому когда я говорю о
Отсюда, мне кажется, следуют ответы на два других Ваших вопроса. Понятно, что далеко не всякий творческий процесс завершается созданием произведения, претендующего на статус художественного символа. Однако здесь, как и всегда в эстетике, требуются и некоторые оговорки, связанные с реципиентом. Об этом я неоднократно говорил и в Триалоге, но, кажется, это достаточно трудный вопрос. И трудность его есть следствие некой консервативной традиции в эстетике и философии искусства, когда все сводили только к произведению искусства и полностью игнорировали реципиента как
Здесь коренится ответ и на Ваш вопрос, различаю ли я символизацию как процесс и как результат. Ответ: и да, и нет. Вопрос в том, что иметь в виду под результатом. Для меня результат и есть сам процесс. Процесс восприятия произведения искусства, а не само произведение. Оно лишь промежуточное звено между двумя духовными процессами: творчества и восприятия. Для меня искусство — не само произведение искусства, но процесс его жизни в системе духовных миров художника и реципиента. После того как произведение покинуло мастерскую художника, главным в искусстве становится даже не оно само, хотя это вроде бы и парадоксально, но его реципиент. Реципиент, наделенный высоким эстетическим вкусом, тонким чувством. Именно в нем оживает и само произведение искусства, и дух создавшего его мастера. Все это полноценно живет в духовном мире реципиента в момент восприятия произведения, и тогда собственно реализуется в полном смысле слова и художественная символизация, и сам художественный символ, если произведение содержит его в свернутом виде. Тогда и живет само искусство.
Далее у нас зашел разговор об искусстве символистов, и здесь мне пришли в голову некоторые идеи, которые необходимо было проверить на конкретном материале искусства, хотя бы и репродукционном, так как живописи западных символистов с Москве практически нет.
Вопрос о месте искусства собственно символистов в общем пространстве художественной символизации достаточно серьезен. Даже может оказаться более серьезным, чем он представлялся нам до сих пор. И он возвращает нас к вопросу, который я в свое время задал Вл. Вл.: почему он не включил искусство собственно символистов в свою систему метафизического синтетизма, которая и является в его понимании системой художественной символизации? Теперь я сам задумался над подобным вопросом, имея уже в виду мое понимание символизации.
Итак, искусство самих символистов.
Ответ на него можно начать только отталкиваясь от некоторых предварительных предпосылок и рассуждений.
Что иметь в виду под искусством символистов? Отнюдь не праздный и не схоластический вопрос.
Прежде всего я хочу остановиться только на изобразительном искусстве. Оно по ряду внутренних интенций и душевных ориентаций ближе всего нам с Вл. Вл., да и Н. Б. хорошо его знает.
Далее, что относить к этому искусству? Есть множество монографий в мировом искусствознании по символизму, где определен основной круг символистов. Однако и сами авторы их не единодушны в определении этого круга, и каждый из нас, пожалуй, далеко не всех художников из этого круга считает символистами, не говоря уже о том, что они и сами далеко не всегда считали себя таковыми. // Здесь в скобках я хотел бы поставить перед нами всеми еще один вопрос-задание: пусть каждый перечислит свой круг имен художников, которых лично он считает символистами из широкого круга, относимого историками искусства к символистам. А может быть, и выходя за пределы этого круга. И попытается сформулировать или как-то описать критерии этого выбора, который в целом, понятно, строится на сугубо интуитивных принципах.//