Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга первая

Другое вполне очевидное соображение. Далеко не все работы художников-символистов, даже, например, из тех, кого я лично отношу к символистам, можно назвать собственно символистскими. Думаю, с этим согласятся все. И здесь мы невольно подходим к такому, практически не вербализуемому, но очень существенному понятию, как дух символизма, который для меня и является единственным, пожалуй, критерием отнесения той или иной работы к символизму как художественному направлению. В таком же плане мы можем говорить, например, о духе сюрреализма[114], который тоже хорошо ощутим в собственно сюрреалистских произведениях искусства. Что это такое, я пока не берусь определить, возможно, выяснится в процессе размышлений и дальнейшего разговора, но я не смог бы говорить, например, ни о каком духе реализма, абстракционизма или экспрессионизма. Там — особенности творческого метода, некое стилевое единство и т. п., но не дух. Это что-то более тонкое и практически не поддающееся описанию, но хорошо ощущаемое мною // здесь могу выражать только личное мнение, ибо вступаю в сферу личного опыта реципиента//.

Итак, дух символизма для меня — главный критерий собственно символистского искусства. Мой эстетический вкус хорошо улавливает его, как, скажем, чувственный вкус хорошо определяет сладкое, кислое, горькое и т. п. Что характерно для него на уровне хотя бы приблизительного описания, в каких работах я его чувствую и какое место занимают эти работы в пространстве художественной символизации? Что характерно только для них?

Задал вопросы и сам испугался. А как отвечать на них?

Для начала назову несколько имен художников, которые представляются мне бесспорными символистами (имея в виду, что далеко не все их работы я отношу к собственно символизму, но в лучших они наиболее полно выразили дух символизма), явно, не все, но основные, пришедшие сразу в голову: друзья по жизни и очевидные родоначальники символизма в живописи Пюви де Шаванн и Моро, Россетти и Бёрн-Джонс, Одилон Редон, Морис Дени, Сегантини, Бёклин (с известными и уже давно оговоренными мною существенными ограничениями), Чюрленис, Борисов-Мусатов. Этого вполне достаточно, чтобы понять, что я имею в виду.

Теперь ограничу круг еще более, назвав по паре произведений этих художников, в которых с наибольшей силой, на мой взгляд, выражен дух символизма. Пюви: Девушки у моря (1879), Бедный рыбак (1881), Священная роща (1884–1889, панно в Лионе). Моро: Явление (1874–1876, пожалуй, наиболее сильный вариант из музея Моро, масло), другие образы Саломеи. Россетти: Beata Beatrix (1863). Бёрн-Джонс: цикл с Пигмалионом, некоторые работы на темы английской мифологии. Редон: многие работы из Орсэ. Дени: Апрель (1892), Музы (1893). Сегантини: многие швейцарские пейзажи, о которых мы уже говорили в Триалоге (см. ил. в изданном томе). Бёклин: Остров мёртвых. Чюрленис: Его живописные сонаты прежде всего. Борисов-Мусатов: Водоем (1902), Реквием (1905).

Данте Габриэл Россетти.

Beata Beatrix.

1863.

Галерея Тейт. Лондон

Сразу же хочу заметить (и это существенно в контексте нашего разговора), что все названные художники, как и все остальные, относимые к символистам, — не великие живописцы, не гениальные художники, не создатели шедевров. Это мастера хорошего, иногда даже среднего уровня, занимающие скромную нишу в истории мирового искусства. Самым выдающимся из этого круга является Поль Гоген, которого авторы работ о символизме часто относят к символистам и который действительно создал ряд шедевров, но для меня он стоит неким особняком в искусстве. Поэтому я не назвал его среди моих символистов. Это означает, что практически никто из собственно символистов не создал произведений, которые поднялись бы до уровня художественного символа в моем понимании, т. е. до вершин художественного творчества. То же самое я сказал бы и о словесном творчестве символистов, во всяком случае русских. Это интересный факт, достойный еще осмысления, но пока оставим его в стороне.

Эдуард Бёрн-Джонс.

Божественное оживотворение (The Godhead Fires).

Из серии картин «Пигмалион и Галатея».

1869–1879.

Городской музей и картинная галерея.

Бирмингем

Пьер Пюви де Шаванн.

Бедный рыбак.

1881. Орсэ.

Париж

Сказав, не поднялись, т. е. не создали подлинных шедевров в сфере живописи, я сразу же вывел вопрос о художественном символе за скобки и поставил перед собой новые вопросы, которые надо обдумывать. Не поднялись — означает, что они остались на уровне только художественной образности. Но особой, специфической образности, о которой я, пожалуй, еще и не говорил вообще. Символической образности. Образности, в которой хорошо ощутим дух символизма.