Читаем Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга первая полностью

Смотрю на фотографии, сделанные мной в квартире Моро. Некоторые получились неплохо, хотя снимал без вспышки. Теперь, увлекшись описанием интерьеров и жалея, что не рассмотрел многих деталей, замечаю, с каким скрытым символическим подтекстом выбрана обивка комнат. В будуаре преобладает голубой цвет, на котором звонко выделяются позолоченные рамы, порождая эффект «золота в лазури». Большинство выставленных предметов вполне соответствуют этой гармоничной тональности. Однако всматриваясь в развешанные картины и гравюры, я заметил некий шифр, требующий разгадки. Еще при первом посещении мне бросилось в глаза изображение Лернейской гидры. Перед ней предстоит Геракл, готовый вступить в битву с чудовищем[123]. Поражает контраст между омерзительной Гидрой и полным мужественно величавого покоя мифологическим героем. Этому образу соответствует картина на боковой стене: «Св. Георгий, поражающий дракона»[124]. Сопоставляя две картины, можно заметить, что они вносят в атмосферу будуара драматическую ноту. Образы Геракла и св. Георгия символизируют победу духа над темными силами, встающими из глубин подсознания. Имагинация героя, сражающегося с драконом, имела для Моро глубоко личный, экзистенциальный смысл[125]. Опять-таки не случайно, что во втором зале мастерской на третьем этаже, где выставлены такие шедевры как «Явление» и полиптих «Жизнь человечества», композиционно в экспозиции доминирует трехметровая копия с картины Карпаччо «Св. Георгий, поражающий дракона», находящаяся в la Scuola de san Giorgio degli Schiavoni. Копия была сделана Моро во время посещения Венеции в 1858 г., с тех пор неразлучно пребывавшая с художником.

В кабинете (он же приемная) в отличие от софийной тональности будуара господствует строгий тон: коричневый, предрасполагающий к раздумьям. Бросается в глаза витрина с коллекцией античных статуэток, собранная — по большей части — отцом Гюстава Моро. На полке два кратера внушительных размеров, найденные в гробнице апулейской царевны. По стенам плотно развешаны акварели, сделанные Моро во время его пребывания в Италии (виды Рима и Флоренции), а также копии с работ мастеров эпохи Возрождения. Моро очень любил свои копии и отказывался их продать даже за солидные суммы.

Слева от входа в кабинет — большой книжный шкаф со старинными книгами. Преобладают издания XVI–XVII вв. Здесь хранится том[126] с воспроизведением работ неоклассициста Джона Флаксмана (1755–1826), иллюстратора Гомера и Данте[127]. Гюстав Моро очень чтил английского мастера (в скобках замечу, друга Блейка[128], что пробуждает соблазн сравнить этого визионера с парижским отшельником, но это увело бы меня далеко от темы данного письма) и вдохновлялся его произведениями на мифологические сюжеты.

Гюстав Моро.

Орфей у могилы Эвридики.

1891.

Музей Гюстава Моро. Париж

Гюстав Моро.

Геракл и Лернейская гидра.

1876.

Музей Гюстава Моро. Париж

Если колорит будуара соответствует настроению орфического лиризма и показывает в Моро тонкого поэта, то кабинет более подобает философу-платонику. Опять-таки я усматриваю здесь отдаленную родственность душевных укладов Гюстава Моро и Владимира Соловьева при весьма существенном различии в стиле их жизни: последний отличался любовью к кочевой безбытности и ходил «пить чай на Николаевский вокзал», не имея чайника, тогда как Моро был отшельником-домоседом, ценившим интимный уют своего «сентиментального музея». Соловьеву и в голову не пришла бы мысль обзавестись таким «музеем» на земном плане, но в глубинах его души сокровищница, наполненная меморабилиями, несомненно, имелась. Будучи наделенным медиумическими способностями, Владимир Соловьев, предаваясь воспоминаниям, входил в непосредственное общение с душами умерших.

Теперь несколько слов о спальне, переделанной из салона. На спальню она похожа мало. Ампирная кровать смотрится каким-то чужеродным телом. Она красива, но красотой аскетически холодной. Суровое ложе не приглашает к уютному успокоению. Если его вынести, то интерьер от этого только бы выиграл. Кажется, Моро в последние годы своей жизни вообще предпочитал ночевать в мастерской, окруженный мольбертами, на которых стояли его незаконченные картины.

Салон в квартире Гюстава Моро

Зал музея Гюстава Моро.

На задней стене копия картины Карпаччио «Святой Георгий, поражающий дракона», выполненная Поставом Моро. 1858

Будуар памяти Александрины Дюре в квартире Гюстава Моро

Кабинет Гюстава Моро

Если будуар был посвящен памяти Александрины Дюре, а кабинет хранил воспоминания о счастливом пребывании в Италии среди шедевров великих мастеров, то так называемая спальня задумана Гюставом Моро как трехмерный семейный альбом. На стенах висят также рисунки друзей и близких знакомых художника. Лучше всего смотрится издалека портрет Моро, выполненный Гюставом Рикардом (Gustav Ricard, 1823–1873) в 1865 г…

Лестница в музее Гюстава Моро, ведущая в его мастерскую

Гюстав Моро.

Елена у Скейских врат.

1880–1882.

Музей Гюстава Моро. Париж

Гюстав Моро.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лабас
Лабас

Художник Александр Лабас (1900–1983) прожил свою жизнь «наравне» с XX веком, поэтому в ней есть и романтика революции, и обвинения в формализме, и скитания по чужим мастерским, и посмертное признание. Более тридцати лет он был вычеркнут из художественной жизни, поэтому состоявшаяся в 1976 году персональная выставка стала его вторым рождением. Автора, известного искусствоведа, в работе над книгой интересовали не мазки и ракурсы, а справки и документы, строки в чужих мемуарах и дневники самого художника. Из них и собран «рисунок жизни» героя, положенный на «фон эпохи», — художника, которому удалось передать на полотне движение, причем движение на предельной скорости. Ни до, ни после него никто не смог выразить современную жизнь с ее сверхскоростями с такой остротой и выразительностью.

Наталия Юрьевна Семенова

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное