Читаем Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга первая полностью

Примером такого опережающего свое время искусства парижского отшельника могут послужить три произведения, представленные на выставке. Это картина «Helene a la porte Sce'e» («Елена у Скейских врат») (72 × 100) и два этюда с изображением Елены Прекрасной, выполненные маслом на картоне (55 × 45). Пока я воздерживаюсь от смыслового анализа, только хочу отметить новаторские достоинства этих работ. Моро полностью отказался от художественных приемов, присущих историческому жанру во второй половине XIX столетия. Как в никаком другом произведении, парижский отшельник приблизился к Pittura Metafisica. Образ Елены чем-то напоминает одну из муз на картине Де Кирико «Le Muse inquietanti» (в немецком переводе «Die beunruhigenden Musen», в моем: «Тревожные (или „беспокойные“) Музы» из собрания PdM. Это вторая версия, созданная в 1924–1925 гг. Первый вариант (1918) находится в частном собрании.

…Если продолжить сравнительный анализ, то он неизбежно приведет к необходимости метафизическо-мифологической интерпретации… или, лучше сказать, заманит в непролазные дебри…

Некто в черном: Правильно ты, старичок, заметил. Поставь-ка вовремя точку.

Я: А выставка?

Некто в черном: Выставка подождет. Потом напишешь.

Пожалуй, он прав. Ставлю точку, но не отказываюсь от намерения посвятить выставке отдельное письмо.

Ваш собеседник и благожелатель В. И.

P. S. Поскольку, к сожалению, в моем лэптопе еще нет французского шрифта, то, как вы заметили, в моих французских цитатах (названиях картин прежде всего) отсутствуют некоторые значки. Думаю, для вас, дорогие собеседники, не составит труда проставить их карандашиком.

В. И.

233. В. Иванов

(05–10.11.12)

//Начало данного письма опубликовано в Триалоге plus в рамках письма В. В. (29.11.-09.12.12, с. 301–304).//

Из всего вышеизложенного вытекает представление о трех ступенях внутреннего развития, проходимых (в идеале) метафизическим синтетистом на пути эстетической инициации:

Осознание современной (собственной экзистенциальной) ситуации. Смутное чувство утраты мифа. Потребность в эстетическом очищении (purificatio).

Восстановление связи с античной мифологией. Открывается на ментально-психическом уровне реальность древних мифов. Миф как психический факт.

От античного мифа сознание восходит к его Архетипу. Возможность эйдетических созерцаний. Завершение инициации.

Исходя из этих кратко охарактеризованных предпосылок, я хочу поделиться с вами, дорогие собеседники, не только своими впечатлениями от выставки «Hélène de Troie. La beauté en majesté» («Елена Троянская. Величественная красота») (21.03.-25.06.12), но и поразмышлять об актуальности елено-троянского мифа. Поучительно представить себе, как складывается герменевтическая жизнь. Прибудь я в Париж несколько позже, то выставки и след бы простыл и, совершенно очевидно, мне не пришло бы в голову писать вам о Елене Прекрасной и предаваться изучению ее мифа. В этом случае возникает повод еще раз задуматься о «кармической» природе выставок, способных привлечь внимание к темам, не входившим непосредственно в круг герменевтических (и т. п.) интересов реципиента. Они либо открывают совершенно новые перспективы, меняют рельеф эстетического сознания (долины становятся холмами, а холмы — равнинами), либо извлекают из кажущегося «небытия» мотивы и образы, уже покоившиеся в глубинах подсознания, и тем самым обнаруживают свою связь с архетипами, структурирующими человеческую жизнь. Жизнь в Мюнхене позволила мне накопить в этом отношении немалый опыт. Имеется также немало выставок, посещение которых вызывает только сожаление о потерянном времени, но не о них теперь идет речь.

К какому же типу следует мне отнести «троянскую» выставку?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лабас
Лабас

Художник Александр Лабас (1900–1983) прожил свою жизнь «наравне» с XX веком, поэтому в ней есть и романтика революции, и обвинения в формализме, и скитания по чужим мастерским, и посмертное признание. Более тридцати лет он был вычеркнут из художественной жизни, поэтому состоявшаяся в 1976 году персональная выставка стала его вторым рождением. Автора, известного искусствоведа, в работе над книгой интересовали не мазки и ракурсы, а справки и документы, строки в чужих мемуарах и дневники самого художника. Из них и собран «рисунок жизни» героя, положенный на «фон эпохи», — художника, которому удалось передать на полотне движение, причем движение на предельной скорости. Ни до, ни после него никто не смог выразить современную жизнь с ее сверхскоростями с такой остротой и выразительностью.

Наталия Юрьевна Семенова

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное