Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга первая

Как призрак с призраком с ним сочеталась я,
Как с духом дух, как с видимостью видимость.

Гюстав Моро.

Прославленная Елена.

1887.

Музей Гюстава Моро.

Париж

В таком контексте становится более понятна подчеркнутая призрачность облика Елены в работах Гюстава Моро. Эффект призрачности вытекал из непосредственного переживания художником неземной природы Елены Прекрасной как одной из проекций Вечно Женственного. Также нельзя отрицать большого влияния, оказанного на Моро второй частью гётевского «Фауста». Образ Елены с ходом времени все более захватывал воображение Моро. От троянского цикла он перешел к работе над большим полотном, посвященным изображению вознесения Елены в божественный мир. Картина осталась незаконченной, но благодаря подготовительным этюдам и рисункам можно составить себе более или менее ясное представление о замысле художника прославить Вечно Женственное в, так сказать, «языческом» аспекте. Тут мне вспоминается Мережковский, развивавший мысль о примирении двух начал: языческого («религия плоти»)[132] и христианского («религия Духа»). Так и парижский отшельник почти одновременно с работой над образом «Прославленной Елены» («Hélène glorifiée») создал одну из своих самых замечательных картин «Мистический Цветок» (подробное описание ее дано в моем письме, опубликованном в Триалоге plus, с. 192–198, ил. 67). Поражает сходство композиционного построения с «Еленой на стенах Трои», но, если можно так выразиться, с обратным знаком (вполне в духе «нового религиозного сознания»). Елена стоит на камнях крепостной стены. Дева Мария — на скале. Каждая из них держит в правой руке белый цветок. У подножия Елены поверженные воины. Напротив, у скалы, из которой растет «Мистический Цветок», толпится множество страждущих в мольбе о помощи и исцелении. Я уже ранее отметил сходство с иконографией Богоматери и «Всех скорбящих радости». На незаконченной картине «Прославленная Елена» также изображены люди с глазами, устремленными на возносящуюся в небеса обожествленную Царицу.

Словом, остается предположить, что в глубинах сознания Гюстава Моро скрывалось знание о Небесной Софии и Ахамот (Софии тварной) и констелляция этих архетипов оказывала непосредственное влияние на его творчество.

В. И.

234–252. В. Бычков., Н. Маньковская

(01.11.11–16.10.12)

ЭСТЕТИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД НА ВЕЩИ Беседа длиною в год

(Триалог plus. С. 13–140)

253. В. Бычков

(07.11.12)

ОСЕННИЙ МОРО

(Триалог plus. С. 254–264)

254. В. Бычков

(29.11.12–09.12.12)

МИФ-СИМВОЛ-ХУДОЖЕСТВЕННОСТЬ

(Триалог plus. С. 277–310)

255. Н. Маньковская

(25.12.12–10.01.13)

МИФ В СОВРЕМЕННЫХ ИНТЕРПРЕТАЦИЯХ

(Триалог plus. С. 311–345)

МИФ КАКТЕОГОНИЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС

(Триалог plus. С. 345–374):

256. В. Иванов

(11.01–06.02.13)

257. В. Бычков

(15.02.13)

258. В. Иванов

(16.02.13)

259. В. Бычков

(18.02.13)

Искусство Сегантини в эстетическом освещении Эстетическая метафизика символизации

260. В. Бычков

(27.02–03.03.13)

Дорогие коллеги-собеседники,

после некоторого достаточно напряженного обмена мнениями с о. Владимиром по поводу мифологических основ искусства, самой мифологии и понимания нами мифа я решил несколько передохнуть и почитать наши старые письма, где осталось много затронутых и еще не до конца (что, конечно, и невозможно, но всегда дает стимул к движению) проработанных фундаментальных тем философии искусства. И остановился на большом письме Вл. Вл. от 23.09–10.11.11 °Cегантини (№ 212), в котором помимо интересной информации о самом художнике и развернутом анализе одной из его картин, ставится ряд теоретических проблем, в том числе и о символизации, о которых после нашего обмена мнениями по проблемам мифа и искусства самое время было бы поговорить еще раз уже в новом контексте.