Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга первая

Елена у Скейских врат (фрагмент).

1880–1882.

Музей Гюстава Моро. Париж

…Пора поставить точку. Приступая к этому письму, в мои намерения не входило затевать пространное описание квартиры Гюстава Моро. Мне хотелось подчеркнуть неизменность впечатлений: поверхностных — при первом посещении, более углубленных — при втором. В ходе работы над первым письмом приоткрылись еще новые прогляды, однако главным оставалось уютное чувство стабильности, присущее мемориальной экспозиции, чувство, хорошо знакомое прирожденным музейщикам с охранительно-консервативным инстинктом. И вот, представьте себе, убедившись, что все стоит на своих местах и с радостным предчувствие встречи с неизменной экспозицией в мастерской, я поднимаюсь на второй этаж и с ужасом вижу, что от прежней развески, освященной самим Моро, не осталось и следа. Это было тем более печально, поскольку я надеялся еще раз проверить результаты своих герменевтических процедур, проведенных в первом письме. Увы, нет ничего неизменного, стабильного, все ввергнуто в поток превращений и перестановок.

Оказывается, в мастерской на двух этажах разместилась выставка «Helene de Troie. La beaute en majeste» (Елена Троянская. Величественная красота) при сохранении остатков традиционной экспозиции. Конечно, по здравом размышлении надо признать, что ничего особенно страшного не произошло и, учитывая малые (сравнительно) размеры музейных помещений, у хранителей не оставалось другой возможности, как разместить выставку с ущербом для традиции. В музейной жизни в той или иной форме постоянно разыгрывается драма между вечностью и временем, между элеатской неподвижностью и бурным гераклитианским потоком, но в маленьких мемориальных музеях она воспринимается особенно остро и даже болезненно. При первом посещении музея Моро меня особенно поразило ощущение переноса в совсем иное временное измерение или, лучше сказать, в экзистенциально мифологическое время самого Моро. Новая выставка внесла в экспозицию совершенно другой элемент. Она сделана в лучших традициях современного дизайна. Все размещено со вкусом и тактом, и тем не менее сам дизайн привносит в атмосферу мастерской нечто чужеродное. Шрифт надписей, манера развески… функционально, рационально… но — холодно. Считаю, что мне повезло: в прошлом ноябре я попал в музей Моро, сохранявший тогда неповрежденно свой традиционный уклад. Безусловно, его опять возвратят музею. Выставка будет разобрана, и опять-таки — трудно человеку угодить — пробуждается некоторое меланхолическое чувство от сознания того, что больше уже не увидишь такого подбора произведений. Сама тема выставки анамнестически действует на воображение, направляя его (или, лучше сказать, возвращая) в мифологическое русло.

Гюстав Моро.

Елена.

1880–1882.

Музей Гюстава Моро. Париж

Гюстав Моро.

Елена.

1880–1882.

Музей Гюстава Моро. Париж

Несомненно, что если бы знакомство с музеем Моро началось с выставки, посвященной образу дочери Зевса и Леды в творчестве художника, то оно воспринялось бы в другой перспективе. Предание о Троянской войне вытеснило бы для меня на второй план остальные мифологические темы большинства картин, представленных в порядке, освященном музейной традицией. Но прежде чем прогрузиться в багровые пучины троянского мифа, хочу сказать о другом немаловажном аспекте этой выставки, входившем, очевидно, в замысел ее устроителей.

Я писал уже о широком стилистическом диапазоне творчества Гюстава Моро: от строго классицистических традиций через романтически свободную манеру а-ля Делакруа до экспериментов в области абстрактной живописи, заботливо скрытых от современников. Эта многоэтажность личности художника, в чем-то еще «сына своего времени», а в чем-то далеко его опередившего, хотя, полагаю, в немалой степени смущенного этим обстоятельством, требует от реципиента умело переходить с этажа на этаж по спиральной лестнице: и в прямом смысле, поскольку лестница, соединяющая два этажа мастерской, действительно, спиральна по форме, и в переносном. Выставка тоже кажется задумана устроителями спиральной, выносящей сознание — на чисто стилистически формальном уровне — из XIX в. в хронологически неопределимое будущее, уже преодолевшее болезненные аспекты сюрреализма и взыскующего новой остраненной образности. Такое искусство не может быть массовым, сенсационным, коммерческим. Оно требует сосредоточенного покоя и уединенной камерности, присущей мемориальному музею Моро. Следует назвать искусство такого стиля касталийским.

Джордже де Кирико.

Беспокойные музы (фрагмент).

Ок.1916/1917.

Пинакотека современного искусства. Мюнхен