Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая

Искренне рада Вашей позитивной и заинтересованной реакции на мое письмо. Как Вы знаете, я уже несколько лет серьезно занимаюсь эстетикой французского символизма, и все это время меня интриговала стоящая несколько особняком личность Сара Пеладана, этого эстета и мистика, известного своим экстравагантным поведением. И вот, наконец, после написания ряда статей об эстетических взглядах центральных фигур франко-бельгийского символизма, ровно год назад я отправилась в РГБ в надежде обнаружить в каталоге пеладановские труды. Каково же было мое изумление, когда ни там, ни в межбиблиотечном абонементе не оказалось ни одной (!) книги Пеладана, переведенной на русский язык (а, как Вы хорошо знаете, других французских символистов переводили лучшие наши поэты начала XX века — В. Брюсов, А. Блок и другие), ни одной русскоязычной работы о нем (впрочем, и иноязычных оказалось крайне мало). А ведь Пеладан создал огромный корпус трудов философско-эстетического и мистического плана, а также романов и пьес. На французском же, мне, к счастью, удалось получить его наиболее важные в эстетическом плане книги, такие как «Введение в эстетику», «Как становятся Художником. Эстетика», «О художественном чувстве», «Учение Данте», «Леонардо да Винчи. Книга о живописи. Новый перевод по Кодексу Ватикана с постоянным комментарием Пеладана», «Упадок эстетики. Ответ Толстому», а также ряд его литературный произведений. Другие же труды художественно-эстетического свойства, скажем, его «Салоны», я купила по Интернету или просто нашла в нем.

Сейчас на основе кропотливого и неспешного анализа всех этих материалов я пишу довольно объемную работу под названием «„Демон“ французского символизма. Мистико-эстетические взгляды Жозефена Пеладана». Так что посланный Вам фрагмент — лишь небольшая часть этой работы. Целиком же она войдет, как я надеюсь, в будущую книгу, посвященную эстетике символизма.

Занятия Пеладаном, перемежавшиеся, как Вы понимаете, другими научными, педагогическими и личными делами, меня отнюдь не разочаровали, а лишь скорректировали мои первоначальные представления о нем, глубже вовлекли в творческий мир этой неординарной личности. И крайне противоречивой в том, что касается метафизики искусства. Мне представляется, что мистицизм в эстетической доктрине этой многогранного и интересного автора не самое главное, это своего рода ореол, окружающий ее ядро: по своей сути Пеладан — символистски окрашенный приверженец классики и даже, как выясняется, классицизма.

С наилучшими пожеланиями Н. М.

О новой русской прозе

348. В. Бычков

(20.05.15)

Дорогой Владимир Владимирович,

в ожидании Вашего письма о последних выставках в Европе я обнаружил почему-то не отправленное Вам мое письмишко о недавно прочитанных книгах. Исправляю эту оплошность и пересылаю его сейчас исключительно в информативном порядке. Н. Б. я отправил его сразу, надеясь на ее реакцию, ибо она следит, в отличие от меня, за всем наиболее интересным в мире искусства и литературы.

Also.

349. В. Бычков

(03.05.15)

Дорогие коллеги,

собрался на досуге, которого вообще-то очень мало, увы, даже в моем почтенном возрасте, прочитать несколько книг наших новейших, но уже хорошо известных и именитых в литературных кругах писателей. Первым попался мне давно нашумевший и отшумевший, получивший всякие литпремии роман Михаила Шишкина «Венерин волос» (2004). Давно не читал отечественной беллетристики, хотя вру, кое-что незначительное, вроде Пелевина, читал на сон грядущий и настолько не был вдохновлен, что и строчки написать об этом не захотелось. Потянуло посмотреть, что же у нас сейчас пишут и за что дают премии по литературе.

Увы, особого впечатления Шишкин не произвел. Читается неплохо, нормальный русский язык. По стилистике умеренно постмодернистский текст. Несколько сюжетных линий (хотя впрямую никакого романного сюжета в классическом смысле нет — ряд новелл переплетаются на протяжении всего текста между собой). Одна — явно автобиографическая — линия толмача — переводчика в швейцарском центре по приему беженцев (надо думать, 90-е гг. прошлого века). Другая — воспроизведение жизни некой русской певицы из Ростова Изабель в форме ее дневников, полубредовых воспоминаний (в старости) и т. п., в основу чего легла вроде бы жизнь Изабеллы Юрьевой, пластинки которой толмач слышал ребенком. Все это перемежается иногда какими-то сценками, навеянными «Анабасисом» Ксенофонта, текстами Св. Писания и т. п. Автор по примеру всех постмодернистов прошлого века стремится блеснуть эрудицией — знанием множества терминов и имен из разных времен и народов, за которыми сегодня далеко не надо ходить — все под рукой — в Интернете.