Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая

Вы, конечно, помните, что на картине французского мастера изображены молодые крестьяне, вероятно, муж и жена, которых вечернее богослужение застало в поле за работой. Вдали на горизонте виднеется деревенская церквушка на фоне красивого послезакатного, почти в импрессионистском духе написанного неба. Крестьяне, слыша, видимо, колокольный звон, преклонили головы в безмолвной молитве. Рядом на земле вилы для выкапывания картофеля, корзина с картофелем, одноколесная тачка для транспортировки собранного урожая. Прекрасное полотно, пронизанное подлинным высоким молитвенным настроением, объединяющим в единое целое людей, землю, ее плоды, небо и все, созданное человеком (деревушка на горизонте).

Сальвадор Дали.

Анжел юс.

Версия 1932.

Частное собрание.

Медон

Что побудило изощренную фантазию сюрреалиста зацепиться именно за эту картину, трудно сказать. Думаю, что и сам художник не дал бы точный ответ на этот вопрос. Так работает параноидально-критическое сюр-сознание. Однако!

Дали, в течение 30 лет создав немало работ по мотивам этой картины, т. е. занимаясь ее художественным изучением и толкованием, далеко ушел и от непосредственной темы Милле (обычной вечерней молитвы крестьян), и от примитивно понимаемого (в том числе и им самим на уровне ratio) фрейдизма. Я назову только несколько наиболее сильных и значимых работ этой серии, которые видел в оригинале, в том числе и совсем недавно на мадридской ретроспективе художника. «Анжелюс» (версия 1932), «Spectre de I'Angelus» («Призрак Анжелюса») (версия 1934), «Angelus architectonique de Millet» («Архитектонический Анжелюс Милле») (1933), «Архелогические реминисценции „Анжелюс“ Милле» (1933–1935), «Un couple aux têtes pleines de nuages» («Пара, витающая в облаках») (1936). При особом желании и немалых мыслительных герменевтических усилиях эти работы можно, конечно, истолковать в вульгарно-фрейдистском духе. Однако даже если сам мастер при создании их имел в своем сознании именно этот смысл, то могучее (повторю — гениальное) творческое подсознание великого художника переплавило его в более глубокий, сублимировало (использую правильный термин того же Фрейда, в его изначальном смысле — от sublîme — возвышенное) его до уровня некоего вселенского мистического эроса и не только (!).

Убежден, что именно высокая молитвенная атмосфера и красота полотна Милле поразили глубинные сверхсознательные уровни души Дали и потребовали от него в духе своего времени переосмыслить традиционное понимание картины в своих многочисленных парафразах, среди которых, кстати, изредка встречаются и зарисовки чисто сексуально-эротического характера, но их, по-моему, немного, и они малоинтересны. И не они, конечно, вошли в «золотой фонд» Дали, но именно перечисленные мною здесь работы. Более того, своими полотнами и, возможно, упомянутой книжкой Дали привлек особое внимание к картине Милле, чем оказал ему и его памяти неоценимую услугу. В ряду многих полотен Милле ее можно было и не заметить, если бы не такой маниакальный интерес к ней Дали.

Испанский сюрреалист сам хорошо сознавал и писал, что он не всегда понимает смысл своих работ, но это не значит, справедливо утверждал он, «что эти картины лишены смысла, напротив, смысл их так глубок, сложен, многозначен, непроизволен, что невольно ускользает от простого анализа логической интуиции». В его лучших картинах на тему «Вечерней молитвы» Милле мы сталкиваемся именно с этим случаем, как, кстати, и в большинстве его главных работ. Поэтому постоянно муссируемый им самим фрейдистский подтекст многих из них, по-моему, — лишь рекламный трюк великого провокатора и эпатажника. Он развлекался, эпатируя и скандализируя общественное сознание своего времени и создавая при этом подлинные высокохудожественные шедевры, глубинный смысл которых, — он хорошо сознавал это, — мало кому доступен из его современников, раз уж он и сам далеко не все в них понимал (и в этом он, я полагаю, не кривил душой и не рисовался перед публикой). Только три четверти века спустя после их создания мы начинаем более или менее адекватно понимать их глубокий метафизический смысл. В этом, кстати, я вижу еще одно отличие духа сюрреализма от духа символизма. Если метафизический вектор искусства символизма был в основном направлен в мифологическое прошлое, которое в большей или меньшей мере знакомо и понятно современникам, то вектор сюрреализма совершенно очевидно ориентирован в незнакомое будущее. Дух сюрреализма в лучших работах и представителей движения сюрреалистов, и других художников прошлого, в которых мы его ощущаем, — это провидческий, профетический дух. Очевидно, что он не может быть сразу понят и принят современниками.

Чтобы не раздражать вас, дорогие друзья, излишним многословием, я хочу кратко высказать свое понимание художественных смыслов некоторых живописных интерпретаций Дали картины Милле, созданных им на протяжении ряда лет в активном творческом диалоге со своим французским предшественником и коллегой.