Трибунал : брачная комедия, судебная комедия и водевиль

Надежда. Доченька, но зато ты будешь обеспечена на всю жизнь. Ты слышала, сколько у него миллионов?

Клава. Не хочу никаких миллионов. Лучше за Вадика выйду.

Надежда. За Вадика? Клава, ты что? Он же нищий.

Клава. Зато какие стихи пишет!

Надежда. Потому и нищий, что пишет. Сейчас все пишут, но никто не читает. Когда я еще девчонкой была, тогда читали. А какие были выступления поэтов! В больших залах! На стадионах! С конной милицией! И поэты получали большие гонорары. А теперь… Нет, о Вадике даже и не думай, он вообще с приветом. Тем более что ему нужна не ты, а воображение о тебе. А тебе нужен живой мужчина во плоти и желательно все-таки обеспеченный. Не нравится Колька — обрати внимание на Володю. Молодой, образованный, хорошо устроен и, по-моему, неженатый.

Действие второе

Картина первая

Кирпичная стена. Дверь. Над дверью длинная вывеска с окончанием «банк». На двери картонка с надписью большими буквами «ПЕРЕРЫВ НА ОБЕД». Справа банкомат. На нем тоже картонка с надписью «БАНКОМАТ НЕ РАБОТАЕТ». Еще правее — скамейка. На ней сидят Прахов и Филипп. Прахов достает мобильный телефон.

Филипп. Что будем делать?

Прахов. Ждать.

Филипп. Ждать чего?

Прахов. Конца перерыва. Как откроют, получите деньги. А я пока позвоню в офис, чтобы вам подобрали на ночь гостиницу и заказали билет на завтрашний рейс.

Филипп. О, я потеряю так много деньги!

Прахов. Потеряете. Сами виноваты. Мы можем еще поискать, но найти такую невесту, чтобы отвечала всем вашим требованиям, задача не из легких. А почему именно Достоевский, а не Толстой, не Чехов?

Филипп. Потому что Достоевский любила моя мамушка. Она специално выучила русский язык, чтобы читать «Братья Карамазов». А мне, когда я был маленький и лежал в кроватке, она читала «Село Степанчиково и его обитатели». Это странно?

Прахов. Ничуть. Когда я был маленький, мой дедушка, старый большевик, читал мне работу Ленина «Государство и революция». А чем занимался ваш папа, если не секрет?

Филипп. Никакой секрет. Он был пожарный.

Прахов. И что он вам читал?

Филипп. Он не имел время читал. Он только тушил пожаров, а между пожаров играл в банде на саксофон или дома в блек-джек. Когда он сгорел, я этого не заметил. Потому что когда он есть, он нет, и когда он нет, он нет. Мной занимала только моя мамушка. Она росла меня и заботила. Она меня варила, стирала, пришивала пуговиц и делала на завтрак омлет и овсяный поридж. Она вместе со мной читала Достоевский и учила русского языка. Она мне говорила, что я должен делать, что надевать и как себя причесать. Я так привык, что все мамушка, мамушка. И когда мамушка умер, я остал один. Утром просыпаюсь — где мамушка? Нет мамушка. Спать ложусь — где мамушка? Нет мамушка. Мне стало очень-очень плохо. Без мамушка я не умел за себя ухаживать, не знал, что кушать на завтрак, каких наденуть брюков или ботинков.

Прахов. Тяжело было?

Филипп. Я хотел сделать самоубойство. И я пошел к мой психолог. И я ему сказал: я хочу сделать самоубойство.

Прахов. Он был, конечно, против.

Филипп. О нет. Он сказал: прекрасная идея. Этот мир так несовершенен, что задерживаться в нем нет никакого смысла. Тогда я спросил, каким способ я могу сделать самоубойство. Он сказал: хороший вопрос. Есть разные варианты. Можно сделать себе харакири, бросаться под поезд, прыгать в окно, вешаться на веревка, стрелиться от пистолета, умирать в ванна через перерезание вены и, наконец, яды. Я так думал, и все способы мне не понравили. Харакири без наркоза очень больно, бросаться под поезд или прыгать в окно — страшно, вешаться на веревка — неэстетично, а на яды надо иметь рецепт. Тогда мне психолог сказал, что самый лучший способ самоубойства — это женитьба. Только вопрос — на ком. Вы должны подумать, какая должна быть ваша жена. Я сказал, и он согласился, что мне нужна жена, чтоб она была как моя мамушка. Чтобы имела ко мне глубокое материнное чувство, чтоб делала мне омлет и овсяный поридж и чтобы была такая (показывает) полная…

Прахов. Ну, чего-чего, а полных женщин у вас в Америке, кажется, хватает.