О богохульстве и идолопоклонстве, как религиозных преступлениях, якобы совершенных Иисусом, судьи могли вести речь лишь в случае, если бы Он действительно был самозванцем. И осознавал это. Но вся земная жизнь Иисуса, каждый Его шаг и каждое произнесенное Им слово, являлись объективным доказательством того, что Его воля была направлена на спасение людей, в том числе и тех, которые пытаются врачевать других, не замечая, что сами больны. Иисус страдал и болел за все человечество. Он говорил, что пришел исполнить волю Отца на земле: «Да будет воля Твоя и на земле, как на небе» (Мф. 6:10); «…суд Мой праведен, ибо не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца» (Ин. 5:30). Однако о праведности своего суда, а значит, и о вине Иисуса, не посчитали нужным озаботиться судьи синедриона. Никаких доказательств ее наличия у них не было. И быть не могло. Даже с точки зрения чрезвычайного закона. В Катехизисе И. Сербского сказано, что «неповторимость и величие жертвы Христа… в Его абсолютной невиновности». Однако судьи, акцентировав внимание на формальной стороне дела, посчитали факт богохульства очевидным даже в отсутствие доказательств вины. Такой подход как раз и характерен для чрезвычайного трибунала, в отличие от обычного еврейского суда. Возможен он был лишь в условиях извращенного понимания судьями Моисеева закона. Возможно, они умышленно пошли по пути трибунальского правосудия, чтобы не поднимать вопрос о вине Иисуса. А значит, — и о своей собственной вине за неправосудный приговор.
У судей синедриона, как и у Иуды, был выбор. Иисус дал им такой шанс. Представ перед судом, как Обвиняемый, Он в то же время, как Высший Судья, поставил самих членов синедриона перед выбором: оправдать или осудить невинного. О том, что они знали о Его невиновности. пишут крупнейшие исследователи этой темы. Так, Н. Т. Райт согласен с мнением Э. Сандерса о том, что, «хотя обвинители Иисуса выдали его и Пилат казнил его именно по этому обвинению, обе стороны знали о его невиновности (по крайней мере, невиновности в каком-либо прямом смысле слова)».
Самое ужасное, что синедрион сделал выбор еще до суда. А затем уже предпринял отчаянные усилия для того, чтобы придать судебному преследованию Иисуса видимость формального соблюдения правовых норм (пусть и чрезвычайных). Но в том-то и трагедия, что представление об этих нормах у судей было серьезно искажено. Настолько серьезно, что даже у современных исследователей возникают основания для утверждений о прекращении и отмене Иисусом Моисеева закона. На собственном примере Иисус показал в суде, как этот Закон властная верхушка сумела адаптировать и приспособить для собственного обслуживания. Адаптацию эту провели фарисеи, которым удалось придать своим толкованиям, именуемым Устным законом, силу, равную или даже превышающую силу Письменного закона. Воспользовавшись нормами этого Устного закона, руководители синедриона фактически узаконили беззаконие. Прикрываясь галахическими правилами, они проигнорировали смысл и суть Торы[226].
Все сказанное является наглядным свидетельством того, что часть иудейского общества оказалась в те годы в критическом, крайне плачевном состоянии. Ряд представителей богоизбранного народа и. прежде всего, иудейские иерархи, сами отошли, отступились от Торы, перестали чувствовать истинного Бога. Поэтому суд был необходим и для их спасения. Евангелия свидетельствуют, что Иисус был наделен даром божественного исцеления. Не только отдельных людей, но и народа в целом. Однако судьи даже не попытались отделить ложь от истины, так и не смогли увидеть бревно в собственном глазу. Простые люди, рыбаки и нищие, увидели и поверили в Иисуса, а знатоки Торы — нет. Наоборот, с помощью особых галахических норм они спланировали и осуществили убийство в форме судебного фарса. С этой целью иерархи, призванные стоять на страже Закона, пошли даже на обман и фальсификацию. Один из пунктов вынесенного ими приговора (запрещение давать подать Кесарю) А. И. Лопухин обоснованно назвал «чистой ложью». Поэтому мы и говорим, что состоявшийся процесс был не судом, а судебной расправой, закамуфлированной под формальную законность. А отсюда проистекает все остальное — предвзятость, поиск лазеек и изъятий в Законе, попытки сфабриковать доказательства до начала суда. То есть Анна и Каиафа изначально задали себе установку — убить. После чего, для реализации своей преступной цели, стали выискивать в Законе правовые нормы, которые позволяли, по их мнению, придать этому убийству легитимность. Поэтому они даже не пытались увидеть за формальной процедурой сути Закона и его смысла. Поэтому они сами нарушили шестую заповедь