Однако эта боевая экипировка была не просто мальчишеской прихотью. Кардинал-инфант превосходно изучил военное искусство и намеревался прибыть в Нидерланды во главе армии. Более того, разрабатывался план, по которому эта новая армия должна была идти по суше, а не перевозиться по морю и во время прохода через Германию очистить Рейн от врагов.
Второй движущей силой этого плана был кузен кардинала-инфанта, эрцгерцог Фердинанд II, король Венгрии и Богемии (Чехии), а также муж сестры кардинала, инфанты Марии. Именно он годом ранее с энтузиазмом просил своего отца-императора назначить его, а не Валленштейна главнокомандующим имперскими армиями. В последующие месяцы он успел встать во главе партии, враждебной и Валленштейну, и Максимилиану. Эта партия, хотя и не полностью руководилась испанским послом в Вене, все же поддерживала с ним по крайней мере очень тесную связь. Главной целью молодого Фердинанда II было собрать армию для совместных действий с кардиналом-инфантом. В 1633 году ему представился такой вариант: армия Валленштейна и ресурсы Валленштейна, но без Валленштейна.
Валленштейн утратил последние крохи уважения и благодарности, которыми пользовался в Вене, еще в 1631 году, когда преднамеренно заставил Тилли голодать, предательски сдал Мекленбург шведам, вел нечистые переговоры с Густавом II Адольфом и Иоганном-Георгом и даже с чешским изгнанником Турном. Одна лишь жестокая нужда заставила императора снова его вызвать, и Валленштейн снова продемонстрировал враждебность к династии Габсбургов – во всяком случае, они так восприняли это, – когда зимой 1632/33 года расквартировал свои войска на имперских землях. Фактически военная необходимость не давала Валленштейну выбора, ибо он стремился склонить Саксонию к миру обходительным обращением и не мог отправиться на зимовку куда-либо еще, не подвергая серьезной опасности и свою, и имперскую армию.
Для императора сложилось невыносимое положение, но и выхода из него, казалось, тоже не было. Любое открытое нападение на военачальника, учитывая широту его власти и влияние в армии, могло бы спровоцировать его на измену с катастрофическими последствиями. Лучше было скрывать взаимную подозрительность под видом доверия, чем толкать Валленштейна на восстание в Чехии или переход к врагу со всеми своими войсками.
Нет никаких доказательств какого-либо оформившегося заговора против Валленштейна, поскольку если такой заговор и существовал, то только в голове у молодого Фердинанда II и его сторонников. Некоторое время даже испанская партия предпочитала Валленштейна в роли главнокомандующего неопытному королю Венгрии; поведение самого генерала лишь постепенно заставило их всецело оказать поддержку молодому Фердинанду, а развитие событий в течение года доказало отсутствие какого-либо определенного плана действий со стороны приверженцев эрцгерцога. Но если даже события 1633 года никак не связаны с убийством Валленштейна в феврале 1634 года, по крайней мере, ясно одно: для плана совместного наступления правителей Вены и Мадрида на общих врагов было необходимо уничтожить Валленштейна как влиятельную фигуру.
4
С самого начала своей карьеры Валленштейн ощущал, может быть даже слишком сильно, неприязнь со стороны Вены, и после отставки в 1630 году в его политике господствовало желание отомстить. Только ему не всегда представлялась возможность добиться цели, а после Лютцена он пал жертвой неопределенности. По-видимому, в какой-то момент он рассматривал вариант объединить силы с саксонцами, заключить сепаратный мир с Иоганном-Георгом в своих собственных интересах, а затем поднять восстание в Чехии. В его письмах туманно всплывают благородные замыслы, но ни один из них не был осуществлен. В последний год жизни Валленштейн предстает мстительным, переменчивым, неуверенным, больным и суеверным человеком в окружении астрологов и врачей.
В Лютцене Валленштейна разбила подагра, затем его здоровье резко ухудшилось, что повлекло за собой и деградацию разума. Мрачный знак: решительная подпись 1632 года превращается в слабые каракули еще до конца 1633 года. Его всегдашний эгоцентризм уже не парил на крыльях гения; даже организаторский талант его покинул, и выпады из Вены и Мадрида Валленштейн парировал неуклюже, высокомерно или вовсе никак. Действия Валленштейна от Лютцена и до его убийства – это действия пожилого и больного человека, погруженного в иллюзии, который полагается уже не на собственный разум, а на откровения астрологов. В его двойственной натуре противоборство между здравомыслящим, искушенным человеком и суеверным идеалистом, как видно, разрешилось победой второго. От его былой проницательности не осталось ничего, кроме низменных стремлений к личной выгоде, грубо пресекшей те грандиозные планы, от которых кормились все, с кем он соприкасался.