Тринадцатый апостол

Днепре. Потому-то и крест в руках каменного святого Владимира Маяковский сравнивает с плетью, которой множество «кровавых безделушек» сотворила бабушка по берегам Днепра. Миновали столетия и разразилась на Руси новая кровавая революция. Новые «варяги» требовали от россиян и украинцев отречения от христианства и крещения в большевизм. Население Российской империи снова бунтовало и снова кнуто-германская империя (так называл Российскую М. Бакунин) учинила кровавую баню для несогласных:

Не святой уже —
другой,
земной Владимир
крестит нас
железом и огнем декретов.

А Русь все та же – широкая, раздольная.

Даже чуть
зарусофильствовал
от этой шири!

Через нэп, через возврат к свободному рынку бабушка снова вернулась к христианской церковности, к обрядоверию. Но это еще не конец:

Пусть
еще
врезается с Крещатика
волчий вой:
«Даю – беру червонцы!»

Сопоставление двух судьбоносных взаимоизничтожающих и взаимо-воскрешающих революций – Христианской и Октябрьской – через Киев, через любовь и ненависть к нему – это двойная спираль поэтического звездолета-асса.

Параграф седьмой Пан Понятовский и Украина

Была у Маяковского в Киеве любимая подруга – Наташа Брюханенко. Наташа встречала поэта и оставалась с ним до конца пребывания его в Киеве. Наташа вспоминала: «Он усаживал меня на диван или за столик за своей спиной, выдавал мне конфеты, яблоки и какую-нибудь книжку, и я часто подолгу так сидела, скучая. Но я не умела сидеть тихо. То говорила что-нибудь, то копалась в книгах, ища чем бы заняться, иногда спрашивала его:

– Я Вам не мешаю? И он всегда отвечал:

– Нет, помогаете.

Мне кажется, не так уж именно мое присутствие было ему нужно, когда он работал. Он просто не любил одиночества. И, работая, любил, чтобы кто-нибудь находился рядом»[110]. Скромная Наталочка. Маяковский воспринимал ее присутствие как присутствие Украины. В эти часы Наташа Брюханенко олицетворяла ЕЕ, их общую нэньку. К Украине Маяковский относился трепетно, оберегая словом, грозя тем, кто в Польше мечтал о реванше:

Саксонская площадь;
с площади плоской,
парадами пропылённой,
встает
металлический
пан Понятовский —
маршал
Наполеона.
Штанов нет.
Жупан с плеч.
Конь
с медным хвостом.
В правой руке
у пана
меч,
направленный на восток.
Восток – это мы.
Восток – Украина,
деревни
и хаты наши.
И вот
обратить
Украину
в руины
грозятся
меч и маршал.
Нам
драться с вами —
нету причин,
мы —
братья польскому брату.
А будете лезть,
обломаем мечи
почище,
чем Бонапарту. (8: 157,158)

Восток – это Украина, но ведь не только, а весь Советский Союз – 16 республик. Но самая близкая к Польше – Украина. Однако дело не только в близости географической, главное в том, что Польша воевала именно с Украиной, гноила Украину, эксплуатировала украинских крестьян как своих хлопов. В ответ на притеснения со стороны жолнежей запорожские казаки ответили яростной гайдаматчиной. Вот почему поэт рассматривал символические угрозы со стороны польской военщины как адресованные Украине. Предостережения Маяковского польскому маршалу оснащены аллитерациями, которые воспроизводят сабельную сечу. Прислушайтесь: «Нам / драться с вами – / нету причин, / мы – / братья польскому брату. / А будете лезть, / обломаем мечи / почище, / чем Бонапарту».

Параграф восьмой Знаете ли вы украинскую ночь?

Москали руйновали Украину, но не знали ее. Раздосадованный Гоголь спросил однажды московитов «Знаете ли вы украинскую ночь?», и только один великоросс, друг Гоголя Пушкин, ответил «Знаю» и написал:

Тиха украинская ночь.
Прозрачно небо. Звезды блещут.
Своей дремоты превозмочь
Не хочет воздух. Чуть трепещут
Сребристых тополей листы.

«Полтава», 1828

И все-таки столетие спустя Маяковскому пришлось повторить вопрос Гоголя.

ДОЛГ УКРАИНЕ