– О его предсказаниях ты расскажешь нам после, – перебил Сальвий молодого сирийца, видя, что толпа вокруг стратегия растет на глазах. – Ты лучше скажи, какие действия предпринял Афинион после того, как возглавил восстание, и что он думает делать дальше?
– Прежде всего, киликиец взял за правило набирать в свое войско только самых сильных, остальным он наказывает не разорять господские имения и беречь находящееся в них имущество и животных как свою собственность, ибо все это, по его словам, отныне принадлежит им самим, а не господам, для которых в новом царстве всеобщего равенства не будет места, и все они будут изгнаны из Сицилии.
Из толпы воинов, обступивших стратегий, раздались возгласы:
– Вот это правильно!..
– К Эребу всех паразитов!..
– Молодец Афинион!..
– Сколько же людей в его войске? – снова спросил Сальвий.
– Когда я и мои товарищи готовились к отъезду, Афинион собрал вокруг себя не менее тысячи воинов.
Толпа вновь радостно зашумела. Эвгеней продолжал:
– Прощаясь с нами, Афинион сказал, что собирается овладеть Эмпорием Сегесты, где находится много складов морских торговцев. Там он надеется одеть, обуть и вооружить своих воинов. И конечно же, – широко улыбнувшись, сказал молодой сириец, – он просил меня передать всем вам огромный дружеский привет и пожелание дальнейших успехов в борьбе с нашими заклятыми врагами.
В это время к стратегию, прихрамывая, подошел Мемнон.
Еще утром, сердечно простившись с Гитой, он покинул Каприонскую гору. Гита уговаривала его остаться еще на несколько дней, особенно беспокоясь за глубокую рану на спине, которая плохо заживала. Однако Мемнон, который узнал от повстанцев, доставлявших раненых в каприонский лагерь, что в плен захвачен римский трибун, решил осуществить свой дерзновенный план: завязать переговоры с претором, используя пленного трибуна как заложника.
Когда Мемнон пришел на стратегий, то увидел там много знакомых лиц – это были рабы из имения Серапиона, с которыми он восемь дней провел на Каприонской горе. Все они с уважением расступались перед ним. Он слышал обращенные к нему отовсюду приветствия:
– Будь здоров, Мемнон!.. Добро пожаловать!.. Да будут благосклонны к тебе боги Олимпа!
– Вот человек, который всегда приносит вместе с собой удачу! – воскликнул Сальвий, завидев александрийца.
– Как себя чувствуешь, герой? – обнимая его, спросил Терамен.
– Рад видеть тебя, Мемнон! – крепко пожал ему руку кузнец Эргамен. – Как твои раны? Говорят, наша Гита повеселела с тех пор, как стала ухаживать за тобой, – сказал он, шутливо подмигнув.
– Жаль мне ее, – ответил Мемнон и, достав из пояса несколько золотых монет, протянул их кузнецу. – Вот, возьми. Передашь ей, когда увидишь. Сам я не хотел этого делать – боялся обидеть. А от тебя она возьмет деньги, да и ей, наверное, будет приятно, что я с благодарностью вспомнил о ней.
– Хорошо, я обязательно передам, – принимая деньги, сказал Эргамен. – Пусть купит себе новое платьице и украшения… Ну, а ты? Не поторопился ли спуститься с Каприона?
– Нет, я уже вполне здоров. К тому же у меня есть одно неотложное дело…
В это время Терамен подвел к александрийцу Эвгенея.
– Представляю тебе этого достойного юношу! – сказал этолиец. – Варий послал его с десятком всадников к Афиниону, и вот он вернулся…
– Варий обещал, но так и не успел меня познакомить с тобой, когда мы были в роще Паликов, – сказал Эвгеней, протягивая руку александрийцу. – Он всегда говорил о тебе как о своем близком друге и человеке выдающейся отваги. Под влиянием его рассказов о тебе и я, и многие другие прониклись к тебе безграничным уважением.
– Благодарю тебя, юноша, – отвечая ему рукопожатием, сказал Мемнон. – Кажется, я догадываюсь, кто ты. Варий мне рассказывал о тебе и твоем друге… Ты Эвгеней, не так ли?
– Да, это я… А дорогие моему сердцу брат Дамон и друг Маний Эгнаций… все они погибли вместе с Варием и остальными товарищами под Триокалой, – ответил Эвгеней и опустил голову, чтобы скрыть набежавшие на глаза слезы.
В это время Сальвий, поднявшись на грубо сколоченный помост перед площадью для военных сходок, обратился к собравшимся воинам с сообщением о восстании близ Сегесты, которое возглавил храбрый киликиец Афинион.
Весть эта была встречена оглушительным криком радости и бряцаньем оружия.