Незадолго до заката слуга доложил Нерве, что некий молодой человек просит его принять по важному делу.
– Хорошо. Пусть войдет, – немного подумав, разрешил Нерва.
Слуга привел в комнату претора рослого юношу лет двадцати восьми-тридцати.
Нерва, взглянув на него, оторопел от изумления. У него была очень цепкая память. Он вспомнил кишащий зрителями римский Форум и отчаянный гладиаторский бой за день до своего отъезда в Сицилию. Нерва был страстным любителем гладиаторских зрелищ. Он сразу узнал главного победителя на памятных «югуртинских играх».
– Вот так штука! – воскликнул Нерва. – Клянусь всеми богами Согласия! Ведь ты гладиатор! Ну конечно! Я тебя узнал! Это же ты поверг Эзернина во время январских игр в Риме? Постой!.. Запамятовал твое имя.
– Мемнон, – подсказал молодой человек.
– Точно, Мемнон, – хлопнул себя по ляжке претор. – Ну и что же? – спросил он после минуты молчания, насмешливо сощурив глаза. – Пришел ко мне похвастаться тем, что получил деревянный меч?
– Нет, – сдержанно улыбнулся Мемнон. – У меня не хватило терпения ждать этого торжественного момента, и я позаботился о себе сам – ушел, так и не попрощавшись со своим любезным ланистой Аврелием.
– Понятно, – усмехнулся Нерва, и лицо его приняло обычное брюзгливое выражение. – Стало быть, ты беглец из гладиаторской школы Аврелия? Интересно, по какому такому делу явился ко мне беглый гладиатор?
– Мне нужно поговорить с тобой наедине, – сказал Мемнон, покосившись на слугу.
– Выйди! – немного помедлив, обратился Нерва к слуге.
Тот поклонился и вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.
– Во-первых, позволь сообщить тебе приятную новость, – начал Мемнон. – Твой военный трибун Марк Тициний жив и невредим, но он в плену.
– Ах, вот оно что! Теперь понимаю! Ты пришел ко мне, чтобы договориться о сумме выкупа за моего злополучного трибуна? – спросил Нерва, откинувшись на спинку кресла.
– Напротив, я хочу передать его тебе без всякого выкупа.
– Без выкупа? Что-то я не пойму… Разве ты не посланец мятежников?
– Нет, я пришел к тебе от Гая Требация Тибура с деловым предложением. Можешь считать, что трибун Тициний находится в его руках.
– Ты явился ко мне от Требация Тибура? – протянул с удивлением Нерва. – И этот головорез, погубивший столько римских сенаторов, осмеливается лезть ко мне с каким-то деловым предложением! Да он в своем ли уме? У римского претора не может быть никаких дел с пиратами!
– Если позволишь, я изложу суть его предложения, – спокойно произнес Мемнон.
– Ну, что ж! Посмотрим, что там задумал твой архипират. Выкладывай! Только покороче!
– Ты, конечно, уже знаешь, какая беда приключилась с римским всадником Публием Клодием?
– Да, жаль беднягу! Он был моим большим приятелем, и, клянусь Юпитером Капитолийским, за это гнусное злодейство я прикажу распять всех его рабов, когда они попадут мне в руки… Но почему ты напоминаешь мне о Клодии? Говори без загадок, гладиатор! У меня нет времени их решать.
Мемнон стал рассказывать претору о том, в каких тесных отношениях с пиратами, причем уже давно, находился Клодий и сколько высокопоставленных римлян попало в руки Требация по его наводке. Он в точности перечислил их имена.
– Кстати, – продолжал он, – в конце прошлого года Клодий побывал в провинции Африка, и не без его участия пираты подстерегли и захватили корабль претора провинции Луция Беллиена, за которым римские изгнанники-гракхианцы давно уже вели охоту, чтобы отомстить за Летория, убитого им на Сублицийском мосту. Как ты уже, наверное, слышал, Требаций приказал утопить претора в море…
– И я должен верить в причастность к этому злодейству уважаемого и достойного римского всадника Публия Клодия? – насупился Нерва.
– Клодий когда-то был очень беден и стал богатым человеком только благодаря своим друзьям с Крита. Но он стал бы в десять раз богаче, если бы успел осуществить свой последний замысел…
– Ты сказал «в десять раз богаче»? – заинтересованно спросил Нерва. – Полагаю, это твое преувеличение. Я очень хорошо знаю, что Клодий был одним из самых богатых сицилийских откупщиков, и для него стать богаче в десять раз означало бы превзойти в богатстве самого принцепса сената Эмилия Скавра.
– Я нисколько не преувеличиваю, и ты поймешь это, если выслушаешь меня.
И Мемнон во всех подробностях рассказал Нерве о «плане Клодия».
Нерва слушал внимательно, не перебивая рассказчика.
Когда Мемнон умолк, Нерва сказал:
– Я не верю ни одному твоему слову. Кроме того, Публия Клодия больше нет, и я не понимаю, о чем тут толковать.
– Клодий мертв, но остался его превосходный замысел стоимостью в сорок миллионов сестерциев, – напомнил Мемнон.