Мысли его были о Ювентине. Его первое письмо, которое он отправил ей из Гераклеи, она, видимо, уже получила. В Гераклее он разыскал письмоносцев, щедро им заплатив за доставку письма. Чтобы письмоносцам проще было отыскать виллу Геренния, Мемнон нарисовал для них на куске пергамента более или менее точную карту окрестностей Катаны и обозначил местонахождение виллы. После этого у него стало спокойнее на душе. Сам он планировал отправиться в Убежище в начале осени, уверенный в том, что восставшие к этому времени будут полными хозяевами острова…
Внезапно он услышал неподалеку громкие голоса и смех. Мемнон поднял голову и увидел в двух сотнях шагов от себя группу из четырех человек, которые подошли к ручью и стали снимать с себя плащи и туники. Это были рослые и великолепно сложенные молодые люди. У всех четверых были сильно отпущены волосы и бороды. Сбросив с себя одежду, они бросились в воду ручья, оглашая долину веселыми криками и хохотом.
До Мемнона долетали обрывки фраз купальщиков, и голоса их показались ему знакомыми. Он прислушался. Один из голосов прозвучал вполне отчетливо и напомнил ему голос жизнерадостного тарентинца Сатира. В голове у него сверкнула мысль: «А что если?..».
Он вскочил на ноги и скорым шагом двинулся берегом ручья в сторону плескавшихся в воде молодых людей, ускоряя шаги и повторяя про себя: «Не может быть!.. Нет! Этого не может быть!». До купальщиков оставалось не более полусотни шагов, и у Мемнона, не спускавшего с них глаз, сильно забилось сердце. Он узнал всех четверых. Это были незабываемые и дорогие его сердцу друзья-гладиаторы, которых он считал погибшими в злосчастной битве под Казилином.
С криком радости он со всех ног бросился к ним, называя каждого по имени:
– Сатир!.. Астианакс!.. Багиен!.. Думнориг!
– Возможно ли? – закричал Сатир, глядя на Мемнона глазами, широко раскрытыми от изумления. – Смотрите! Да ведь это же Мемнон!..
Астианакс, Багиен и Думнориг, узнав александрийца, завопили с восторгом:
– О! Бессмертные боги!.. Это Мемнон!.. Мемнон!
Выбравшись на берег, все четверо набросились на бежавшего им навстречу друга и повалили его в густую траву.
– Задушите! – смеясь и плача от радости, кричал Мемнон.
– Это какое-то чудо! – крепко обнимая его, неиствовал Багиен.
– Уколите меня кинжалом! Я же сплю. Это просто сон! – ликующе выкрикивал Астианакс, целуя александрийца в обе щеки.
– Нет! Лучше я подергаю вас за ваши хохлы! – схватив за волосы Думнорига и Сатира, кричал Мемнон.
Друзья еще долго терзали его в объятиях и не могли прийти в себя от радостного возбуждения…
* * *
Друзья-гладиаторы привели Мемнона в ту часть главного лагеря, где разместились беглые рабы, которые прибыли накануне и еще не были распределены по отрядам. Здесь они развели костер и стали рассказывать о своих скитаниях после резни под Казилином.
– Когда стало ясно, что римляне ворвались в лагерь, Ириней приказал всем нам садиться на коней и пробиваться к главным воротам, – начал Сатир. – Много наших погибло, и вместе с ними бедный Сигимер, да упокоится его душа в царстве теней. На перекидном мосту через ров мы разметали римлян и, продолжая их рубить направо и налево, соединились вскоре с когортой спартанца Клеомена. Его люди вырвались из лагеря через левые боковые ворота, обращенные к Аппиевой дороге. Клеомену удалось далеко прогнать стоявших перед ним римлян, но вскоре им на помощь подошел большой отряд, ударивший нам в тыл, и началась резня. Ириней, увидев, что по дороге со стороны Капуи появилась новая вооруженная толпа, повел нас на прорыв. Разогнав коней во весь опор, мы промчались по дороге, осыпаемые со всех сторон дротиками. Ириней и вместе с ним еще несколько человек рухнули на дорогу вместе с конями. Нас оставалось всего двадцать человек, когда мы, свернув с Аппиевой дороги, поскакали в сторону Тифатской горы. Миновав старый наш лагерь, мы направились в горы и остановились в каком-то глухом ущелье. Там мы прятались весь день, советуясь, что нам делать дальше, и под вечер решили идти в область Калатии, чтобы оттуда пробраться в Кавдинские горы…
Сатир замолчал и стал подбрасывать сучья в огонь.