В центре расположились три тысячи воинов Терамена. Они были вооружены лучше всех тем оружием, которое доставили пираты с Крита. Около двух тысяч повстанцев, имевших на вооружении лишь заостренные колья и деревянные палицы, обитые кусками меди и железа, расположились на левом фланге, который защищали всадники под командованием Мисагена и Мемнона. Еще около трех тысяч человек растянулись цепью позади строя тяжеловооруженных. Они имели большой запас камней и дротиков с заостренными каменными наконечниками, которыми должны были забрасывать врага через головы товарищей, стоявших ниже по склону горы. Правый фланг занимал Диоксен с четырьмя тысячами бойцов, построенных в десять рядов. Вооружены они были копьями и саррисами. К ним присоединились также всадники, отступившие из лагеря.
Между тем Нерва разослал приказ всем командирам, чтобы они, не останавливаясь в захваченном лагере, выводили солдат на равнину и выстраивали их для решительной битвы. Однако выполнить этот приказ оказалось непросто. В лагере, кроме женщин, солдаты претора нашли богатую добычу и увлеклись грабежом.
Командиры довольно долго наводили порядок среди своих подчиненных. Прошло не менее часа, прежде чем солдаты прекратили грабеж и, покинув лагерь, выстроились в виду города для нового наступления.
Претор рассчитывал на то, что в разгар битвы осажденные моргантинцы сделают вылазку, бросившись на мятежников с тыла. На стенах города давно уже заметили успешные действия претора, первым же ударом выбившего рабов из их лагеря. Оттуда неслись приветственные крики, обращенные к претору и его воинам.
– Не пройдет и четверти часа, как весь этот сброд превратится в объятую ужасом толпу беглецов! – воскликнул Нерва, обращаясь к окружавшим его советникам и акцензам.
– Но надо признать, что позицию они выбрали весьма удобную, – обеспокоенно заметил Консидий Вер, указывая на занятый пехотой противника склон горы. – У меня создается впечатление, что они уже давно поджидают нас здесь. Уж не ловушка ли это?
– Что за вздор ты несешь, Луций Консидий! – возмутился претор. – О какой ловушке говоришь? Лагерь мною взят. Враг бежал и вряд ли окажет нам серьезное сопротивление, имея у себя в тылу Моргантину, защитники которой не замедлят выступить нам на помощь. В конце концов, для чего мы сюда пришли? Гадать о стратегемах, которыми хотят удивить нас эти безмозглые варвары, или одним ударом раз и навсегда покончить с позором рабского мятежа? Мои воины уже почувствовали вкус крови. Смотрите, они только и ждут моего приказа к наступлению. Вперед! Только вперед! Приказываю немедленно наступать! – с силой выкрикнул Нерва.
Под рев труб преторское войско густыми колоннами двинулось вверх по склону горы.
Сражение началось и закончилось так, как предсказал Мемнон на военном совете.
Тяжеловооруженные противники еще не успели сойтись друг с другом, как на головы поднимавшихся вверх по склону горы сицилийцев и италийцев посыпался град камней и дротиков, которые летели через сомкнутый строй фаланги восставших и разили наступавших почти без промаха. Фронт преторских солдат заколебался и замедлил движение. Сальвий, внимательно следивший за всеми действиями врага, приказал трубить наступление, и вскоре оба войска сошлись, оглашая окрестности дикими воплями.
Наступая вниз по склону восставшие сразу стали теснить врага. Не прошло и четверти часа, как они заставили его отступить к подножию горы по всему фронту.
Первым заколебался центр преторского войска. Не в силах сдержать бешеного напора фаланги Терамена, италийские когорты продолжали отступать. Вслед за ними попятились сицилийцы и греческие наемники, сражавшиеся на флангах.
Наконец все преторское воинство, бросая щиты и копья, обратилось в бегство. Многие сицилийцы и италийцы вдруг вспомнили о том, что вождь восставших приказал не убивать тех из них, кто бросит оружие, и сдавались в плен целыми толпами.
Как писал Диодор, «мятежники… благодаря стремительности удара с более высоких позиций тотчас одержали верх».
Вскоре все пространство между городскими стенами и главным лагерем восставших было усеяно грудами оружия и трупами тех, кто пытался оказать сопротивление.
Вид панического бегства преторских солдат заставил проагора Моргантины отказаться от намерения сделать вылазку, чтобы напасть на мятежников с тыла.
Марк Тициний, сражавшийся в центре и пылавший местью к беглым рабам за пережитый у них в плену позор, на этот раз не был столь самонадеян и разил врага, не слезая с доброго апулийского скакуна. Когда же началось бегство, он повернул коня вспять и, разогнав его во весь опор, проскакал не менее десяти миль по дороге в Менен, хотя никто за ним не гнался.