– Да, в первый раз я остановился на полпути между Леонтинами и Моргантиной, – подтвердил Мемнон.
– Я не терял тебя из виду до самой Анкиры, – продолжал Амадок. – Потом ты вдруг исчез из поля зрения. Но в заезжем дворе близ Аллары, где я остановился, мне сказали, что до Триокалы осталось не более тридцати олимпийских стадиев. Я препоручил коня хозяину заезжего двора и явился в Триокалу под видом беглого раба. С тех пор у меня здесь много знакомых и…
– Удалось ли тебе выследить Аполлония? – перебив фракийца, спросил Мемнон.
– Поначалу мне не везло. Я долго искал и Аполлония, и отпущенника Метелла, лицо которого я хорошо запомнил, когда выслеживал предателя в Риме, и однажды застал их обоих в таверне на Эсквилине…
– Имя этого отпущенника мне уже известно. Его зовут Деметрий, – подсказал Мемнон.
– Я искал их в лагерях Терамена, Френтана и Диоксена, но безуспешно. Только уже зимой я узнал о том, что лазутчики Лукулла напали на тебя и твоих друзей, но получили жестокий отпор и бежали в Гераклею…
– Один из них попался к нам в руки и показал, что главарем всей лукулловой шайки является именно Деметрий, отпущенник Метелла Нумидийского, – снова подсказал Мемнон.
– В Триокале мне больше нечего было делать, и я отправился в Гераклею, – продолжал рассказывать Амадок. – Я очень беспокоился за своего господина, который мог случайно попасть на глаза акарнанцу. Прибыв в Гераклею, я разыскал Пангея и предупредил его об опасности. Он приказал мне продолжать наблюдение за Аполлонием, а сам на корабле отправился в Селинунтские Термы. Я же провел зиму в Гераклее, снимая квартиру в доходном доме. Все это время я не выпускал из виду Аполлония и его присных. Вел я себя очень осторожно и был совершенно уверен, что они не замечают за собой слежки. Когда Лукулл сменил Нерву на посту претора Сицилии и переправился с войском через Сикульский пролив, а затем пришло известие, что восставшие потерпели поражение под Скиртеей, Аполлоний и отпущенник Метелла, видимо, получив новое задание от Лукулла, отправились пешком в Триокалу, переодетые рабами. Я последовал за ними. Случилось так, что в Триокале я их потерял. Лазутчики, войдя в крепость, словно растворились в ней. Я никак не мог напасть на их след. В городе в это время было много народу и кипели страсти. Одни готовились к защите города, другие поговаривали о сдаче. Только на следующий день во время собрания воинов, решавших, сдаваться ли им на милость римлян или сражаться до конца, я заметил в толпе отпущенника Метелла, который горячо убеждал стоявших рядом людей довериться Лукуллу, якобы обещавшему помилование всем тем, кто сдастся добровольно. Я стал проталкиваться к нему поближе сквозь толпу, но он вдруг исчез, словно почувствовал, что за ним следят. В этот же день, когда воины, проголосовав за продолжение войны до последней капли крови, покидали площадь, я лицом к лицу столкнулся с Аполлонием. Мне удалось разговориться с ним. Я стал изображать из себя человека, недовольного результатами голосования. Я говорил ему, что дальнейшая борьба с римлянами бессмысленна и надо договариваться с Лукуллом, пока не поздно. Аполлоний мне поддакивал, и видно было, что я его заинтересовал. Он назначил мне встречу, сказав, что хочет поговорить со мной об одном важном деле. Когда мы встретились вновь, он сказал мне о том, что против Трифона и Афиниона многие здравомыслящие люди составили заговор, чтобы помочь римлянам овладеть городом и тем самым заслужить помилование. Не колеблясь, я выразил полную готовность присоединиться к заговорщикам, но Аполлоний вел себя со мной очень осторожно. Он заявил, что введет меня в круг своих друзей только после того, как я выполню одно его важное и опасное поручение. Дней через десять он вручил мне письмо, которое я должен был доставить претору, незаметно выбравшись из Триокалы. Взяв письмо и спрятав его под хитоном, я сразу отправился к Афиниону и рассказал ему обо всем…
– А Сальвий? – живо перебил фракийца Мемнон. – Почему ты обратился к Афиниону, а не к нему?
– Сальвий с первых же дней, когда началась осада, почувствовал себя плохо и с тех пор все реже встает с постели?
– В самом деле?
– Говорят, он очень плох и вряд ли еще долго протянет.
– Итак, – помолчав, напомнил Мемнон, – ты принес письмо Афиниону…
– Я предложил ему дать мне возможность перебежать к римлянам, передать Лукуллу письмо и вернуться в Триокалу с ответом. Афинион согласился. Во время одной из вылазок я перебрался на ближайшую римскую заставу и потребовал, чтобы меня отвели прямо к претору. Лукулл во время встречи со мной прочел письмо и тотчас написал ответ. В ту же ночь я пробрался в Триокалу, ознакомил Афиниона с содержанием письма Лукулла, после чего передал его Аполлонию…
– Что было в письме? – спросил Мемнон.
– Лукулл хотел, чтобы лазутчики захватили одну из башен у Гераклейских ворот и дали возможность его легионерам взобраться по лестницам на стену…
– Ты говорил, что Аполлоний обещал познакомить тебя со своими друзьями, после того как ты выполнишь его поручение…