Триокала. Исторический роман

Историк Диодор, описывая неудачу Лукулла под Триокалой, видимо, пользовался разноречивыми свидетельствами. В одном месте он писал, что Лукулл снял осаду из-за нехватки солдат: «То причиняя урон врагу, то сам неся потери, он в конце концов отступил, так как силы его уступали силам мятежников». В другом же месте Диодор напрямую связывает отступление Лукулла от Триокалы с его стремлением навредить новому наместнику Сицилии: «Претор Лукулл, узнав, что другой претор, Гай Сервилий, переправился через пролив, чтобы принять от Лукулла командование, распустил солдат, сжег палисады и обоз, желая, чтобы его преемник не имел никаких сколько-нибудь значительных средств для ведения войны».

Честный Гней Клептий пытался отговорить Лукулла от подобных действий, которые в Риме должны были вызвать негодование:

– Я понимаю, тобой руководит справедливый гнев, но не забывай о Риме, ибо он превыше всяких обид. Вспомни об угрозе варварского нашествия, о том, сколько сил и средств отнимает у Рима война с рабами и в какой опасности окажется родина, если германцы и сицилийские мятежники заключат между собой военный союз!

– Я не позволю никому, даже сенату, попирать свое достоинство! – кричал в ответ Лукулл прерывающимся от рыданий голосом. – Что мне Рим, если власть в нем захвачена марианцами, сатурнианцами, главцианцами и прочей сволочью! Это не мой Рим! Пусть его сожрут варвары и рабы!..

Осажденные, взобравшись на стены крепости, с удивлением наблюдали за необычным движением в лагерях и на заставах противника. Только когда преторский легион покинул свой лагерь, выходя на дорогу, ведущую в Гераклею, восставшие окончательно убедились, что Лукулл снял осаду.

Афинион принял решение не преследовать врага.

– Не будем им мешать, – сдерживал он воинов, рвущихся в бой. – Побережем свои силы для решительной битвы. Похоже, в стане наших врагов начались несогласия. Придет время, и мы узнаем причину всего происходящего, а пока дадим им возможность разбрестись…

Силы восставших были истощены, много было раненых и больных. Во время устроенного Афинионом военного смотра общая численность войска вместе с отрядами Мемнона не превышала двадцати трех тысяч бойцов.

Лукулл после роспуска им сицилийских и италийских союзников располагал всего семью тысячами солдат, включая римских и латинских добровольцев. Последние тоже не намерены были оставаться в Сицилии и служить под командованием нового претора. Они обращались к Лукуллу с просьбами организовать их отъезд из провинции.

Но Лукулл уже отстранился от всех других дел, кроме собственных, передав командование Гнею Клептию. Легат отвел войско к Гераклее, в старый зимний лагерь. Лукулл же в это время собирал вокруг себя аргентариев, отдавая им в рост похищенные из казны деньги. Его вольноотпущенники давно уже руководили работами по возведению роскошного дома в богатом квартале Гераклеи. Лукуллу, как сенатору Рима, запрещено было иметь какую-либо недвижимую собственность за пределами Италии. Но он, как и другие римские отцы-сенаторы, легко обходил этот запрет: за время, проведенное им в Сицилии, Лукулл при посредстве верных своих отпущенников приобрел большое имение неподалеку от Гераклеи и увлекся ростовщичеством.

Он еще не особенно боялся того, что ему придется держать ответ перед судом в Риме, причем не столько за все свои промахи при подавлении рабского мятежа, сколько за использование казенных денег в личных целях. Он надеялся вернуться в Рим, подобно Метеллу, которого сенат и народ почтили триумфом за успехи в Нумидийской войне, хотя сама война была еще далека от завершения. Хотя Лукулл отнюдь не рассчитывал на триумфальные отличия, но считал, что в течение двух лет вполне успешно справлялся с той неблагодарной черной работой, которую ему поручали: он подавил опасное восстание рабов в Кампании и одержал решительную победу при Скиртее, разгромив сорокатысячное войско мятежников. По его мнению, за все это Рим должен был быть ему благодарен. Не его вина, что ему не дали довести до конца начатое дело. Никто не посмеет бросить ему упрек в нерадивом ведении войны, особенно на фоне неизбежного поражения его преемника, которого он оставил почти без войска. Лукулл на собственном опыте убедился, насколько силен, отважен и опасен противостоящий римлянам враг, и со злорадством представлял себе позорную неудачу Сервилия при управлении охваченной мятежами провинцией.

Как когда-то его шурин Метелл уклонился от встречи с ненавистным ему Марием, который прибыл в Африку, чтобы принять от него командование нумидийскими легионами, так и Лукулл не пожелал видеть своего преемника. Его снедала ненависть не столько к самому Сервилию, сколько к своим недоброжелателям в сенате. Он страстно желал, приехав в Рим, услышать благую весть о сокрушительном поражении нового наместника провинции, что позволило бы ему напомнить отцам-сенаторам, сколь ошибочным было их решение отнять командование у выдающегося мужа, передав ведение войны какому-то ничтожеству.