Триокала. Исторический роман

– Похороны назначены на сегодня, в два часа пополудни, – сообщил Эвгеней. – Я как раз собираюсь выехать в Триокалу с тремя сотнями всадников. Если хочешь, присоединяйся к нам. Вместе простимся с нашим стариком… Кто знает, может быть, он останется в памяти людей как единственный в мире царь рабов, умерший непобежденным, – помолчав, добавил он.

Потом он стал расспрашивать о Лукцее.

– О нем теперь нечего беспокоиться, – сказал Сирт. – Когда мы узнали, что вы разгромили войско Сервилия, Лукцей с половиной своего гарнизона двинулся по всей Леонтинской равнине и освободил свыше двух тысяч рабов. Теперь у него более четырех тысяч воинов… А какие новости из Мотии?

– Недавно Скопад прислал сообщение, что вернулся Катрей со своими кораблями.

– О, это весьма кстати… Но где он так долго пропадал? – поинтересовался Сирт.

– Мне известно только то, что Катрей со своей эскадрой поступил на службу в один из критских городов и теперь находится в свободном плавании. С Афинионом он договорился, что переправит в Италию необходимое количество воинов, чтобы они возмутили рабов в Лукании и Апулии. Афинион объявил, что звезды предрекают в этом году поход северных варваров на Рим. Если это действительно произойдет, у нас появится возможность совместно с кимврами сокрушить римское могущество и сделаться хозяевами на Сицилии.

– Да помогут этому все бессмертные боги! – сказал Сирт.

Вместе с Эвгенеем и его всадниками африканец добрался до столицы восставших.

Тысячи людей уже собрались на площади народных собраний, которая была объявлена местом торжественных похорон. Здесь уже был сооружен большой погребальный костер, усыпанный цветами.

Кроме воинов, в Триокалу пришли жители окрестных деревень, чтобы отдать дань памяти человеку, с именем которого было связано начало великого восстания угнетенных рабов. Свободные крестьяне из области Триокалы и соседних областей сочувствовали восставшим. При жизни Сальвий всегда вставал на защиту крестьян, если на них нападали грабители, будь то шайки из осажденных городов или даже сами повстанцы.

В два часа пополудни тело Сальвия, завернутое в пурпурную тогу, вынесли из дворца на убранных цветами носилках. Трубачи заиграли траурный марш.

Вокруг погребального костра тесными рядами выстроилось все войско численностью не менее двадцати тысяч воинов. Отсутствовали лишь четыре тысячи человек, осаждавших Аллару, а также трехтысячный гарнизон Мотии под командованием Скопада.

Под печальные и протяжные звуки труб носилки с телом усопшего были установлены поверх погребального костра, рядом с которым стояли люди, одетые в темные траурные одежды. Они держали в руках зажженные факелы. У изголовья погребального ложа, на котором, утопая в цветах, покоилось тело умершего, шестью рядами стояли двадцать четыре царских ликтора с опущенными вниз топорами фасций.

Эвгеней и Сирт появились на площади незадолго до того, как над ней взвилось погребальное пламя.

На стратегии стоял Афинион, окруженный высшими командирами и членами царского совета.

Войско восставших, сосредоточенное под Триокалой, было разделено на семь больших отрядов различной численности. Ими теперь командовали иллириец Тевтат, галл Браней, тарентинец Сатир, сириец Эвгеней, испанец Алгальс, галл Думнориг и галл Багиен.

Багиен после случившегося с ним несчастья слегка охромел на правую ногу, а левую руку пленный врач Осторий, которого гладиаторы школы Аврелия прозвали Живодером, отнял почти по локоть. Бедный галл уже не мог носить щит, но не унывал: сражаться, как он уверял, можно и одной правой рукой, а передвигаться в походах он решил верхом на муле. Три тысячи воинов, прославившихся под его началом одной из блестящих побед над римлянами, не хотели видеть над собой другого начальника, кроме него. Афинион без колебаний включил его в число стратегов.

Звания стратегов получили также ахеец Скопад, возглавлявший трехтысячный гарнизон Мотии, и самнит Лукцей, удерживавший захваченную восставшими Катану. Нумидиец Мисаген остался во главе конницы, которая за счет стекавшихся в Триокалу всадников со всей Сицилии снова выросла почти до шести тысяч.

Афиниону предстояло после похорон Сальвия Трифона возложить на себя царскую диадему, хранившуюся в храме богини Танит под Лилибеем.

По этому поводу все изумлялись его звездным предсказаниям. В минувшем году, когда Триокала была в осаде, мало кто верил в них. Смерть Сальвия все восприняли с печалью, но давнее пророчество Афиниона, что он станет царем всей Сицилии, теперь ни у кого не вызывало сомнений. Отступление Лукулла от Триокалы и победа над претором Сервилием вдохнули в сердца восставших великую веру в счастливую звезду киликийца. Его считали избранником богов за храбрость и мудрую распорядительность. Его идея будущего коммунистического переустройства Сицилии находила среди восставших все больше приверженцев. Ничего другого, более справедливого в борьбе рабов за свободу, никто не мог предложить. Эта идея привлекала к восстанию все новых и новых бойцов.