Мемнон и Катрей встретились, как братья. Родосец уже знал о постигшем Мемнона несчастье и сам предложил ему для путешествия на Крит шесть лучших своих дикротов. Вместе с родосцем в Катану прибыл Гай Цестий. Он передал Мемнону письмо от Требация. Архипират настоятельно просил александрийца употребить весь свой авторитет среди восставших, чтобы убедить их послать на защиту Крита все имеющиеся у них корабли. «Мне известно, что ты стал вторым человеком в Триокале после Афиниона, – писал Требаций. – Поэтому тебе нетрудно будет это сделать. Помни о священной клятве, которую ты дал два года назад в конвенте».
– К сожалению, из тридцати пяти моих кораблей только восемь или десять судов пригодны для серьезного морского боя, – сказал Катрей, когда Мемнон вкратце передал ему и Лукцею содержание письма.
– Мы не можем рисковать, отослав к Криту все корабли, – решительно заявил Лукцей. – Пользы от них в сражении будет мало. Потеряв же все корабли, мы так и останемся запертыми в Сицилии. Без них мы не сможем переправить в Италию даже небольшой отряд…
С этим не стал спорить и Цестий, который еще в Мотии смог убедится в том, что почти все корабли эскадры находятся в плачевном состоянии.
– Требаций получил явно неточные сведения о кораблях, которыми располагает Катрей, – с досадой сказал он. – Он говорил мне, что рассчитывает по меньшей мере на сорок двухпалубных кораблей.
Было решено, что Мемнон поведет на Крит один либурнийский корабль и пять полуторапалубных дикротов. Либурна под названием «Нереида» была самым дучшим из девяти двухпалубных кораблей в эскадре Катрея. Но полуторапалубные дикроты тоже имели по два ряда весел и размерами своими лишь немного уступали либурнийским кораблям. Скоростью же они превосходили римские биремы и триремы.
Либурна могла принять на борт не больше двадцати пяти воинов, а каждый дикрот мог взять только пятнадцать. Поэтому Мемнон отобрал среди воинов Лукцея ровно сто добровольцев. Это были люди испытанной храбрости, участники сражений при Скиртее и Аместрате. Мемнона они любили и уважали за отвагу, доблесть и благородный характер. Всего же, включая воинов, матросов и гребцов, в поход должны были отправиться четыреста семьдесят человек…
* * *
На второй день плавания от Сикульского пролива «Амфитрита» и сопровождавшие ее двадцать семь кораблей, груженных добычей, которую взяли пираты в Финикийском Порту и в гавани Мессаны, удалились от сицилийских берегов не менее чем на двести римских миль, но идти прямым курсом на Крит становилось все труднее из-за сильного нота, который отгонял суда в сторону Пелопоннеса.
Ювентина, Леена и Акте сильно страдали от морской болезни. Они забрались в кастерий и лежали там, всеми забытые, на свертках холста и мотках канатов.
На рассвете третьего дня плавания Ювентина нашла в себе силы, чтобы выглянуть наружу, и сердце ее сжалось от страха: вокруг было одно смятое ветром бескрайнее пространство моря. Рассвет едва пробивался сквозь тучи, низко нависшие над грозно кипящей стихией.
– Вот они, бурные владения Нептуна! – прошептала она.
Мамерк был достаточно опытным мореходом, чтобы не почувствовать приближения большой бури, поэтому он предпочитал находиться ближе к южной оконечности Пелопоннеса, где можно было укрыться от непогоды в Мессенском или Лаконском заливах. Посоветовавшись с проратом, он принял решение повернуть корабли на север с поднятыми парусами. Однако очень скоро ветер стал менять свое направление. Мамерк предупредил матросов, чтобы они готовились к встрече со шквалом, и не ошибся.
Он налетел под вечер, неожиданный и свирепый. Не все корабли успели вовремя свернуть паруса. На глазах у матросов «Амфитриты» перевернулись два миапарона. Ни одного человека с этих судов не удалось спасти – всех поглотила морская пучина. Как справлялись с бурей другие корабли, уже не было видно из-за быстро сгущавшейся темноты. Вскоре море обняла непроглядная ночь.
На «Амфитрите» матросы, подгоняемые криками и бранью наварха, очень быстро убрали паруса. Только на верхушке главной мачты, гнувшейся как тростник, оставался маленький суппар, который вскоре был изорван в клочья налетевшим порывом ветра и унесен в море.
Из-за шума волн и воя ветра не слышно было, что кричали люди. Внезапно хлынул дождь. Ослепительно сверкнула молния. Одновременно с оглушительным ударом грома корабль резко накренился на правый борт. Но каким-то чудом «Амфитрита» не опрокинулась. Следующая волна ударила ее в правый борт, и судно выпрямилось. В этот момент перепуганный наварх со страшной руганью приказал срубить главную мачту. Вооруженные топорами матросы бросились на верхнюю палубу, и вскоре мачта рухнула за борт. Два связывающих ее с кораблем каната лопнули сами, остальные были перерублены топорами матросов, после чего либурна стала держаться на волнах более устойчиво.