Галл повернулся к тевтонке, стоявшей поодаль и дрожавшей, словно лист на ветру.
– Удрал! – произнес он с сожалением и, помолчав, продолжил:
– Теперь мне нет возврата в римский лагерь. С такой прытью этот длинноногий за полчаса добежит до него и поднимет на ноги всех обозников, а потом, когда против меня выдвинут обвинение в убийстве, римские законники чего доброго отправят меня под топор консульского ликтора или пригвоздят к кресту…
Думнориг подошел к лежавшему лицом вниз Сервию Торию. Тот уже не подавал признаков жизни. Бывший гладиатор нанес противнику точный удар, который пришелся ему в самое сердце.
Галл нагнулся над трупом и перевернул его на спину. Сняв с мертвеца опоясок, он присвистнул:
– Ого! Да тут, похоже, целое состояние!
По тяжести пояса Думнориг определил, что в нем не меньше шести фунтов веса. Он скинул с себя плащ и, расстелив его на траве, стал вытряхивать на него содержимое опояска.
– Вот он, оказывается, чем занимался! – пробормотал галл, когда на плащ посыпались не только сестерции и денарии, но также золотые кольца и женские серьги. – Негодяй обирал трупы убитых женщин. Теперь моя совесть чиста! Бессмертные боги, вы – свидетели! Да не осудите вы меня за то, что я прикончил этого мародера!..
Он ссыпал деньги и драгоценности обратно в пояс, поднял с земли плащ и только после этого снова повернулся к девушке. Тевтонка уже немного оправилась от страха, и убегать, похоже, не собиралась. Намокшее в воде платье четко обрисовывало ее крутые бедра, молодую упругую грудь. Как и большинство тевтонок, это была рослая и сильная красотка. Густые рыжие волосы не были заплетены в косы, как это было принято у тевтонских женщин. Это можно было объяснить тем, что германские или галльские женщины в момент опасности, когда их мужья под натиском врагов обращались в бегство, выбегали им навстречу с распущенными волосами и обнаженными грудями, чтобы напомнить бегущим, что они своей трусостью обрекают их на рабство и позор.
На вид ей было не больше двадцати лет, но Думнориг за то время, которое он провел среди германцев, обратил внимание, что девушки у них даже в пятнадцать-шестнадцать лет выглядят намного старше своего возраста. Их старила суровая походная жизнь.
– Сегодня ты избежала насилия, но скоро попадешь в руки работорговцев и станешь игрушкой любого, кто тебя купит, – с сожалением сказал он на родном языке.
Девушка смотрела на него молча.
– Понимаешь, что я сказал? – спросил Думнориг, четко выговаривая кельтские слова.
– Да, я понимаю, – кивнув головой, торопливо заговорила тевтонка по-кельтски с сильным германским выговором. – Я родилась, когда тевтоны последовали за кимврами после наводнения, затопившего наши поля. Мать моя вскоре умерла. Я ее не помню. В Галлии отец женился на кельтке из племени сигусиавов. Мачеха хорошо ко мне относилась и научила своему языку.
– Мне тебя жаль, но от судьбы не уйдешь, – сочувственно проговорил Думнориг, застегивая на себе пояс убитого. – Ты должна готовиться к жалкой участи рабыни. Тут уж ничего не поделаешь.
Девушка с мольбой протянула к нему руки.
– Погоди, выслушай меня… Отец убил мою мачеху и ее маленького сына, а я… я испугалась и убежала… он гнался за мной… я не хотела умирать, – отрывисто говорила она сквозь душившие ее слезы, путая кельтские слова с германскими.
– Я не знаю, что тебе посоветовать… Мне нужно скорее уносить отсюда ноги, чтобы не держать ответ перед римлянами за убийство этого мерзавца. Он, похоже, был вольноотпущенником или свободнорожденным… И, как я понял, бывший лорарий из Атрия Свободы. Тогда мне точно несдобровать. Но мне наплевать на их судилище. Теперь у меня есть деньги. Уже завтра я буду в море…
– Возьми меня с собой! – тихо попросила девушка.
– Зачем ты мне? – удивился Думнориг.
– А зачем спасал меня? – выкрикнула тевтонка со слезами в голосе.
– Я не мог допустить, чтобы эти двое изнасиловали тебя у меня на глазах, иначе перестал бы себя уважать, – хмурясь, сказал арвернец. – Я сделал то, что посчитал нужным… Почему я должен заботиться о тебе? Чем ты лучше других тевтонских женщин, с которыми римляне сейчас забавляются в своих палатках? – бросил он на девушку безжалостный взгляд.
– Тогда убей меня! – зарыдала она.
– Послушай, милая… Я беглый гладиатор. Жизнь моя полна опасностей. Каждый встречный мне враг. Я вне закона, понимаешь? Ты пропадешь вместе со мной.
– Я готова разделить с тобой все опасности и твою судьбу, – с внезапным жаром заговорила девушка. – Я не хочу на рабский рынок… Ты мой господин. Я не хочу быть рабыней никого другого, кроме тебя. Буду тебе служанкой, любовницей, как захочешь…
– Ты совсем обезумела! Какой из меня господин? Говорят тебе, я не могу… Прощай!
И Думнориг решительно зашагал прочь.
– Постой! – крикнула ему вслед девушка. – Остановись, я еще хочу сказать!
Арвернец замедлил шаг и обернулся.
– Ну, что еще?
Она догнала его и схватила за руки. Ее утопавшие в слезах глаза были злы и решительны.
– Ты гладиатор… Ты привык убивать… Так убей же меня. Что тебе стоит? – задыхаясь, сказала она.
Думнориг задумался.